Пляска в степи

Богачева Виктория

— Ты и носа не кажешь на улицу! — фыркнула княгиня, поднося к лицу унизанные перстнями да браслетами руки. — Откуда тебе знать, что творится у моего мужа в гридницах!

Ее младшая сестра сощурилась, отчего ее светлые глаза стали взаправду похожи на льдинки. Она вновь промолчала, потому что они обе ведали, что Мстислейв конунг не сможет отказаться от своей княгини. Пусть даже дюжина дюжин его бояр да дружинников будет нашептывать ему о таком в светлых, просторных гридницах. Он от нее никуда не уйдет вовеки веков.

— Я должна родить

ему сына, — сухими, искусанными губами шепнула княгиня и закрыла ладонями лицо.

Она сгорбилась, сидя на лавке, принялась тихонько покачиваться из стороны в сторону. Уж сколько раз она пыталась… По всему выходило, что княгиня — пустоцвет. И хоть и был к ней князь крепко-накрепко привязан торквесом, это не помешало ему признать и привести в терем своего бастрюка.

— Я убью его, — сказала Мальфрида, отведя от лица руки.

«Как и всех прочих» — непроизнесенным повисло между ними в воздухе.

На переносице меж густых, соболиных бровей Мальфриды залегли глубокие складки. Под серыми глазами такие же серые, глубокие круги. Ее младшая сестра и раньше замечала, но нынче особенно ярко стало видно, как заострилось лицо княгини. Каким иссушенным оно стало, как резко выделились скулы, как исчезла приятная мягкость да округлость.

Темное, северное колдовство стоило немало. Младшая сестра знала, что никогда не станет матерью, не прижмет к груди своего ребенка. Фрида же вытравила свое естество сама. Когда впервые задумала избавиться от чужой жизни.

— Нет, — младшая сестра вскинула холодный взгляд. — Довольно. Больше нет.

— О чем ты? — Мальфрида посмотрела на нее, словно не поняла услышанное. — Что ты говоришь?

— Что я больше не буду тебе помогать.

Младшая сестра выдержала тяжелый взгляд княгини, вскинув голову. Она сжала губы в тонкую полоску и скрестила на груди руки в защитном жесте. Где-то под верхней рубахой у самого сердца приятно касался кожи нагретый теплом тела торквес. Она чувствовала его, словно он был ее частью.

— Ума не приложу, уж не лишилась ли ты рассудка? — Мальфрида медленно поднялась на ноги и уперла руки в бока, нависая над сестрой, сидевшей на лавке. — Одно мое слово — и тебя отдадут псам. Кому перечишь ты, дрянь?

— Так скажи его, свое слово, — сестра глядела на нее снизу вверх и ничуть не боялась. — А я скажу свое, и твой князь снесет твою голову прежде, чем меня коснется собачья пасть.

— Шлёнда, — прошипела Мальфрида, сощурившись. — Не зря бабка хотела придушить тебя в младенчестве. Вот погоди, вернется с полюдья Бёдвар…

— И ничего-то он мне не сделает, — младшая сестра мягко улыбнулась. — Рассудка лишилась здесь только ты, Фрида. Девки, младенцы в утробе! Ты превратилась в чудовище, отвратительнее чем Змей Ёрмурганд!

— Уж не тебе говорить мне о чудовищах! — огрызнулась в ответ княгиня, сжав кулаки до побелевших костяшек. — Ты помогала мне! На твой торквес мы завязали твое колдовство!

— И за это после смерти я окажусь заточена в

Хельхейме… — покладисто кивнула младшая сестра. — Но больше я тебе помогать не стану, — сказала она твердо и поднялась с лавки.

Мальфрида шагнула к ней, и она резко выпростала вперед правую руку с поднятой ладонью в защитном, оградительном жесте.

— Не заставляй меня, Фрида, — тихо, с угрозой произнесла она. — Я не хочу проливать еще и родную кровь. Но я не дрогну.

— Шлёнда, — выплюнула княгиня с ненавистью и взмахнула рукой. — Убирайся прочь из моих горниц, видеть тебя не желаю! Ты не моя сестра, не моя кровь!

Ее младшая сестра вздернула голову и плотно сжала губы. Медленно она направилась к двери и, поравнявшись с Мальфридой, сказала вполголоса.

— Кровь у нас с тобой на двоих одна, грязная.

Закрыв за собой дверь, она прислонилась на миг к теплому дереву и зажмурилась. Дрожь сотрясала все ее тело. Стучали даже зубы. Сказанного уже не вернуть. Значит, так тому и быть. Разойдутся в разные стороны их с сестрой и братом дорожки. Может, следовало ей уйти гораздо раньше. Ровнехонько в тот день, как увидали они с холма далекое ладожское городище да направились туда втроем. Бёдвар намеревался наняться на службу в княжью дружину, а они с Фридой уговорились, что младшая сестра выдаст себя за служанку старшей. Молвы тогда поменьше будет да вопросов досужих. И жить всегда сможет подле нее.

Вот и жила. Творила страшные, темные вещи, а началось-то все с малого… прилюбить князя, чтоб взял Фриду водимой женой. Тогда бы жизни брата и двух сестер были бы устроены, и не пришлось бы им думать, как себя прокормить да как осесть на Ладоге, прирасти корнями.

Легко ворожилось тогда младшей сестре. Приятной теплотой нагревался в девичьих руках тяжёлый торквес. Да и не шибко трудно было прилюбить Мстислейв конунга. Фрида девкой была — глаз не оторвать. Бёдвар ходил за ней везде по пятам, грозно сверкая нахмуренными бровями да мечом. Глядел, чтоб не украли да не снасильничали. Мстислейв конунг и без ворожбы на Фриду глядел непрестанно. Взял бы ее и так, может, не водимой, но женой!

Гордость взыграла тогда в красивой девке, и младшая сестра впервые в угоду ей прикоснулась к своему торквесу. А дальше… Поглядела бы на себя нынче княгиня Мальфрида со стороны. Ведь правду говорили люди, иссушила неведомая хвороба нежное лицо, выбелила румянец со щек и цвет из глаз. Стала она лишь тенью прежней себя. Худая, сухая, с воспаленным взглядом, сухими, искусанными губами…

Еще никому не удавалось безнаказанно забирать чужие жизни.

Младшая сестра с видимым усилием заставила себя оттолкнуться от двери. Она сошла вниз по сходу, пригнув голову, и через сени для черни выскочила на задний двор. Там кипела привычная, размеренная жизнь. Не покладая рук, трудились холопы. Молодцы из дружины провожали голодными взглядами пригожих девок. Отроки заводили в конюшни вычесанных, напоенных лошадей.