Пляска в степи
Шрифт:
— Передохни малость и отправляйся обратно, — Ярослав повернулся к нему. — Передай воеводе Брячиславу, что видеть его желаю у себя в тереме. Да пусть не медлит.
— Все исполню, князь, — Лутобор поклонился и вышел прочь.
— Поискать бы этого Драгана с дружиной… не мог же он под землю провалиться с войском, — немного помолчав, вновь заговорил дядька Крут.
Ярослав уселся на лавку и залпом опрокинул в себя полную чарку кваса.
— Всюду-то я запаздываю, — пробормотал он вполголоса, и его слова не предназначались для чужих ушей.
— Напрасно ты пригорюнился, Ярко, —
Он назвал князя его детским прозвищем, которым его не звал почти никто с момента, как выдержал Мстиславич Посвящение.
По лицу Ярослава пробежала тень, и он усмехнулся, и поглядел снизу вверх на стоявшего подле лавки пестуна с поджатыми губами, сердито сведенными бровями и сложенными на груди руками.
— Отправь во все стороны гонцов, дядька Крут, — сказал Ярослав. — Нужно разыскать дружину моего брата.
______________________
* Лов/ловита — охота
Девка в тереме V
— Не ходила бы ты туда, госпожа, — Чеслава положила руку на стремя и слегка придержала смирную кобылу под Звениславой.
Та обернулась на воительницу, но пожала плечами, не став спорить, и вместо очередной лесной тропинки они повернули из к ладожскому терему. И впрямь задержались они маленько. Давно уж следовало воротиться.
Свалившись в день суда с лошади, Звениславка мыслила, что ни в жизнь не сядет больше верхом! Боги хранили ее, и отделалась она лишь ушибами, синяками да испугом. Но все же пролежала седмицу напролет на лавке, повинуясь приказанию местного лекаря. Голова у нее всяко кружилась, да перед глазами горница расплывалась, так что она особо не противилась.
Чеслава же ту седмицу также пролежала, но на пороге подле двери в ее горницу, о чем княгине потом рассказали смешливые теремные девки. Когда падала, Звенислава и не поняла, почему так случилось. А очнулась уже, и Ярослав сказал, что скинула ее неведомо отчего смирная допрежь кобылка.
Звениславка ныне ехала на ней верхом.
Воительница сама ей во всем призналась, едва Звенислава поднялась с лавки. Призналась, что озлобилась и потянула поводья, что через нее лошадь княгиню и скинула...
Что вспоминать. Все быльем поросло.
Зла она на Чеславу не держала и мужу ее — их — тайну не раскрыла. Но порешила, что нужно в седле потверже, поувереннее держаться. Ярослав дозволил, когда она попросилась ездить верхом в лес, что широким кольцом окружал ладожское городище.
И вот уже какую седмицу подряд Звенислава исправно забиралась на свою Лакомку и, стиснув поводья, медленно правила в сторону тропинок, затерявшихся в густых деревьях. По приказу князя и по собственной клятве Чеслава всюду ее сопровождала, учила хитростям да премудростям: как с лошадью правильно говорить, каким голосом приказывать, как свистеть, как коленями править... Каждая такая поездка была для воительницы и мукой, и благодатью. Никогда до самой смерти не забудет она, как едва не погубила по собственному скудоумию княгиню. И как та отплатила ей добром за все причиненные обиды. Как смиловалась и позволила жить.
Плавно покачиваясь в седлах, они медленно бок о бок ехали по стезе, ведущей в ладожский терем. Звенислава
— Кто это? — Чеслава вдруг прищурила единственный глаз и поднесла ладонь к бровям, вглядываясь в стезю перед ними.
Где-то впереди вдалеке в сторону терема по дороге брел одинокий путник. А может, и вовсе не в терем он шел, бежала ведь стезя дальше и дальше, к соседним небольшим поселениям да деревенькам.
— Да чего ты всполошилась, — Звенислава беспечно махнула рукой. — Мало ли кто идет.
Воительница покосилась на нее, поджала рассеченные шрамом губы, но ничего не сказала. Лишь свела посильнее колени в кожаных портках, прибавляя ходу. Лакомка послушно побежала шибче, следуя за серым жеребцом Чеславы.
На княжьем подворье царила обычная суета. Чеслава спешилась первой и взяла у Звениславы поводья, а после придержала ее, пока княгиня слезала с Лакомки. Никому из отроков и, тем паче, холопов не доверяла воительница снимать с лошади свою госпожу.
Одернув тяжелые юбки и меховую накидку на плечах, Звениславка направилась в терем. С тайной завистью покосилась на Чеславу: той-то вольготно было шагать в кожаных штанах да плаще, что не сковывал движения. Княгине же пришлось пойти на хитрость и прятать холщовые портки под юбкой, чтобы никто не увидал. Вот срам бы был! Еще и добрую ткань пришлось распороть, чтобы на лошадь было сподручнее взбираться.
В стороне от терема, ближе к клетям, воевода Крут держал за плечи стоявшего перед ним отрока и потряхивал его, и костерил почем свет стоит. Из-за расстояния княгиня не слышала его слов, но уж больно выразительным было у дядьки Крута лицо. Судя по всему, провинившемуся отроку изрядно попало от строгого, требовательного воеводы.
Она и Чеслава уже поднялись на крыльцо, когда у ворот зашевелились кмети, и вскоре показался князь. Он и сотник Стемид нынче делили утреннюю трапезу с кем-то из старых бояр; к своему стыду, Звенислава не запомнила его имя.
Ярослав легко соскочил на землю и привычным движением поправил широкий воинский пояс. Как тот отрок, которого костерил дядька Крут, двинулся к князю, Звениславка не углядела. Зато узнала его лицо, когда юноша, наконец, повернулся. Давненько она не видала отрока Горазда, хорошо запомнившегося ей по далекому степному терему дядьки Некрасов и долгому пути в дом ее нового мужа.
Двигался тот как-то неумело, будто остерегался чего-то. К князю отрок Горазд подошел со спины, и Ярослав его не видел. А когда обернулся, то на миг застыл в оцепенении, что совсем не подобало князю. Но порой побороть свое удивление был не в силах даже он.