Пляжный клуб
Шрифт:
Джером поступает в колледж и выучивается на гостиничного администратора. Влюбляется в итальянку по имени Миа, и они празднуют пышную свадьбу с кучей родственников, домашними гноччи и лобзанием пальцев. Молодожены открывают итальянский ресторан «Мама Миа». Бизнес процветает – и вдруг один из клиентов травится. Насмерть. Оказывается, что женушка подсыпала в кетчуп яда.
Лав перечитала все заново. Как это так? Миа отравила еду?
Джером предстает перед судом. Бизнесу конец. Миа осудили, Джером тратит все свои сбережения на адвоката, человека по имени (как
Нищий и одинокий, Джером возвращается в родной город и отыскивает мать, которая все так же сидит у барной стойки в забегаловке «Джей-Ди» и пьет неизменную «Кровавую Мери». Он подошел к ней, но она сделала вид, будто не узнает родного сына. Он молит его признать: «Мама, это я, твой сын». Однако старая пьяница зовет вышибалу, и тот вышвыривает Джерома за порог.
Под конец Джером покупает бутылку коньяка «Курвуазье» и въезжает на своем «Датсуане» в стену Браунингской начальной школы… Все пошло под откос.
Лав свесила ноги с постели и встала. Попрыгала на пятках; теплая сперма полилась по внутренней поверхности бедер. Когда Ванс вышел из ванной с полотенцем вокруг пояса, ее всю трясло.
– Что случилось? – встревожился он.
«Я зачала ребенка. Мы зачали». И это тоже очень легко может стать полетом под откос. Ванс подает в суд на право опеки и забирает ребенка, оставив ее одну-одинешеньку оплакивать разбитые мечты.
– Я прочла твой рассказ, – проронила Лав и разрыдалась.
Ванс обнял ее и поцеловал в макушку:
– Все это просто выдумка.
Провел руками по ее голой спине, и Лав, к своему неудовольствию, ощутила приятное волнение.
– Все, тебе пора, – отстранившись, отрезала она.
– Да ладно, – проворковал он. – Я вполне могу задержаться. Парни справятся и без меня.
– Нет, ты не понял. Тебе пора! – Лав была очень разочарована, что ситуация вышла из-под контроля. Сначала он, видите ли, явится в Колорадо погостить, а потом и вовсе переедет. А дальше – пиши пропало, предложение руки и сердца, да еще вдруг нацелится растить ребенка, которому на деле лишь несколько минут. – Убирайся! – закричала она, указав на дверь.
– Тебе не понравился рассказ? – растерялся Ванс.
– Дело в другом. Твоя дерьмовая история вообще ни при чем.
– Никакая она не дерьмовая, – насупился Ванс. – Ее напечатали в журнале. Мой единственный опубликованный рассказ.
– Слушай, мне надо побыть одной. Неужели так трудно понять? – Лав отчаялась. – Я каждый день тебя вижу, то на работе, то дома. Ну можно на пару дней оставить меня в покое? А?
Ванс уронил полотенце и стал сердито натягивать трусы.
– Все ясно, тебе не понравился рассказ. Надо же, а я думал, ты поймешь.
Он нацепил шорты, напялил футболку задом наперед. Когда она тронула его за руку, сердито оттолкнул ее.
– Я ухожу, – заявил Ванс. – Наслаждайся свободой.
И тут как назло, зарядил дождь. Теперь Лав пришлось
Такси опоздало на тринадцать минут. Сердито сопя, Лав плюхнулась на заднее сиденье.
– Я же просила в восемь пятнадцать! – фыркнула она и бросила взгляд на водилу. Черные волосы, короткая стрижка, в ухе – семь серебристых колец. Трейси. Та самая девушка, которая подвозила ее в первый день приезда.
– Дождь идет, – пожала плечами Трейси. – И вы не единственная, кому нужно такси.
– А я тебя знаю, – сказала Лав, подавшись вперед. – Ты Трейси. Ты подвозила меня в мае, помнишь? Я еще показала тебе Хэдвен-Хаус и Олд-Милл.
Трейси бросила взгляд в зеркало заднего обзора.
– Ах, да! – Она засмеялась. – Женщина, которая хочет ребенка… Ну и как успехи? Залетела?
– По-моему, да. Сегодня утром, – ответила Лав.
– Поздравляю. А что вид такой недовольный? Или страхолюдину какую подцепила?
Просто чудо, эта девица. Ей надо вести мастер-классы по бестактности, подумала Лав.
– Да какое там. Хуже. Я подцепила парня, который, оказывается, хочет детей.
Трейси сдала назад и отъехала от дома.
– И что с того?
– Я хочу вырастить ребенка одна. Чтобы малыш был только мой и больше ничей.
Трейси приглушила магнитолу.
– Ну у тебя и закидоны…
– Тебе не понять, – пробормотала Лав. – Придет с возрастом.
Трейси отпустила руль и развела руками, словно говоря: «Ну уж, извините».
– Скажешь ему? Про ребенка.
– Да, может, и нет никакого ребенка. Я только предположила.
– Если тебя заботит его будущее, то лучше, наверное, сказать, – рассуждала Трейси. – Пусть у него будет шанс расти в полноценной семье. А то не хорошо как-то. Не мое, конечно, дело…
– Вот именно, – вспыхнула Лав и сама устыдилась. Наорала на Ванса, теперь на таксистку, а ведь она-то тут совсем ни при чем.
Остаток пути Трейси молчала. По прибытии Лав добавила пять долларов чаевых, хотя сама считала подобное дурным тоном: сначала нахамишь, а потом пытаешься загладить деньгами. А что еще ей оставалось?
– Прости, что сорвалась, – пробормотала Лав. – Спасибо, что подвезла.
– Обязательно ему скажи, – напутствовала Трейси.
Из-за непогоды вестибюль напоминал полную комнату второклашек, которых на время оставили без учителя. Гости слонялись туда-сюда, на ходу перекусывая: кто рогаликом, кто пончиком, кто кексом, оставляя вокруг следы сахарной пудры и потеки сливочного сыра. Кто-то расплескал кофе из чашки, изгадив зеленый ковер. Повсюду валялись смятые газеты, словно они целой стопкой рухнули с верхотуры. С визгом носились дети, надрывался телефон. Ванс стоял за стойкой, плотно сжав губы.