Плюс, Минус и Тимоша
Шрифт:
— Гм, — усмехнулся спасатель. — Денег ему не надо. А зачем же ты тогда вылез?
— Может, вы боитесь их потерять? — спросила женщина. — Тогда я могу перевести их на ваш счет в банке.
«Какой еще счет!» — хотел воскликнуть Тимоша, но вовремя спохватился. Он вспомнил, что ему надо быть осторожным и вести себя так, чтобы ничем не выделяться. Счет так счет. Поэтому он поспешил успокоить их:
— Я хотел сказать — пока не надо. Может, меня не сумеют спасти — зачем мне тогда деньги? А если все обойдется хорошо, я найду вас — тогда и поговорим.
— Кто это не сумеет спасти? — возмутился спасатель. — Это я-то не сумею? А ну, пошли. Я тебе покажу,
И он решительно зашагал к своей лодке. Тимоша, помахав женщине рукой, пошел за ним. У кромки воды спасатель, шепотом и глядя только на весла, объяснил ему, к какому поплавку нужно плыть.
— Только тонуть без дураков, — шептал он. — Я липы не потерплю. И не брыкаться. А то один недавно так дрыгнул коленом — зуба как не бывало. Видал? — и он снова сплюнул сквозь дырку. — Знаешь, что я с ним сделал? Вот попробуй только брыкаться — тогда узнаешь.
Мускулы под его загорелой кожей так вздувались и перекатывались, что Тимоше стало жутковато. Но все сошло благополучно. Выплыв на линию поплавков, Тимоша стал бултыхаться и орать так громко, что у них бы в поселке все купальщики кинулись в воду, отталкивая друг друга. Здесь же никто не обратил на него внимания. Каждый продолжал загорать, переворачиваться и плавать по часам, словно ничего не происходило. Один спасатель важно встал в лодке, достал бинокль и стал оглядывать сначала горизонт, затем пляж, и только потом — воду. Он делал это так долго, что если бы Тимоша тонул по-настоящему, ему пришлось бы проститься с жизнью. Когда лодка, наконец, приблизилась, и спасатель перегнулся через борт, Тимоша нырнул, и тот, не удержав равновесия, свалился в воду. В лодку они влезли одновременно, но с разных сторон. Разозленный спасатель накинулся на Тимошу и начал делать ему искусственное дыхание с такой яростью, что он бы мог задохнуться, если б не догадался вовремя высвободить одну руку и пощекотать своего мучителя.
Потом они оба лежали на дне лодки — отдыхали. Спасатель записывал происшествие в свой вахтенный журнал, а Тимоша строил планы, как бы ему завладеть лодкой и уплыть домой.
— Как пишется «кричал»? — спросил вдруг спасатель. — «Кре» или «кри»?
— «Крю», — сказал Тимоша. — Крючал. От слова «крючок». А далеко здесь до другого берега? За сколько можно доплыть на лодке?
— На этой? Смотря кто гребет.
— Например, вы.
— Я-то? Если погода тихая, за месяц доплыву, — самодовольно протянул спасатель
— Что? — вскинулся Тимоша. — Как это за месяц?
— Думаешь, не смогу?
— Да мой отец все озеро часов за пять переплывает. А если до острова — значит, еще ближе?
— До какого острова?
— До этого — до какого же еще?
— Ты, может, и грамотный, а по географии у тебя наверняка двойка. Какой же это остров? Это материк.
— Ага. А это, наверно, океан? — ехидно спросил Тимоша, указывая на воду вокруг них.
— А то нет, — равнодушно сказал спасатель, продолжая писать.
— А я говорю — озеро.
— Двойка тебе, двойка по географии. Даже единица.
— Озеро, озеро, озеро!
— Ну чего ты раскричался? Попробуй воду, и дело с концом.
— Тимоша, холодея от странного предчувствия, перегнулся через борт, зачерпнул горсть воды и попробовал ее на язык.
Вода была соленая.
Сон с музыкой
Облака
«Значит, так. С чего все началось? — вспоминал он. — Я сидел дома и решал задачу. А потом откуда-то свалился этот тип в панаме. Но откуда? С улицы он не мог зайти — я бы его увидел. Веньку же Корабликова я видел и мороженое в его руке помню. Я еще разозлился тогда, что у него лицо уже отрешенное, разозлился и вскочил, и схватил себя за пятку, и хлопнул по задачнику и что-то крикнул… Что же я тогда крикнул? А вдруг!..»
Тимоша перестал глядеть в огонь и потер себе лоб.
«А вдруг я случайно крикнул тогда какое-нибудь заклинание? Оно подействовало, вот я и провалился туда, где шляются из пункта А в пункт Б, гоняются на дырявых моторках и пугают детей удавами и крокодилами. И чтобы спастись отсюда, нужно узнать обратное заклинание, произнести его и…»
Тут Тимоша вскочил на ноги и принялся как сумасшедший скакать, держа себя за пятку и выкрикивая самые бессмысленные слова, какие только мог придумать:
— Горбинизон! Пувдырмых! Сыроенеешьте! Мойтеруки! Некантовать! Фрикцион! Запсибмонтаж!
Но то ли слова были не те, то ли Тимоша держался не за ту пятку — Заклинания не действовали. Грибы тем временем изжарились, он перестал скакать, с аппетитом поел их и сам не заметил, как уснул у догорающего костра.
Что за сон ему приснился тогда! Пожалуй, более нелепый, чем то, что происходило наяву.
Будто они с отцом отправились в путешествие, поплыли за озеро-океан на парусной лодке. Когда они подплыли и вышли на берег, то услышали смех и голоса, и он понял, что это ребята из его класса играют неподалеку. Откуда-то доносилась музыка — текучая, волнистая и искристая, как вода в реке. Тимоша никак не мог вырваться из этой водяной музыки и бежал к ребятам не по-нормальному, а длинными, плавными прыжками, как танцор в телевизоре. Ребята смеялись над ним и показывали пальцами. Было похоже, что они не узнают его или не слышат, — с кем бы он не заговаривал, ему не отвечали, а только глядели насмешливо, как на чужого. Ему стало очень обидно, и он побежал пожаловаться отцу, а они запели вслед ему марш моряков, и из марша он тоже не мог вырваться, поэтому пришлось идти, чеканя шаг.
— Брось, не расстраивайся, — сказал отец, сворачивая парус, ну точь-в точь как он всегда это говорил. — На вот, запусти в них. Будут знать.
И он протянул ему полную корзинку теннисных мячей.
Тимоша ничуть не удивился, откуда взялось столько мячей, снова побежал к ребятам и, оказавшись в самой гуще, подбросил корзинку над головой. Мячи посыпались на ребят и на Тимошу как град. Все начали прыгать, уворачиваться и смеяться, как от щекотки. «Тимоша, перестань! Ой, хватит!» — кричали они. Снова раздалась водяная музыка, мячи стали падать все медленнее, опускались и подскакивали плавно, как воздушные шарики, кружились, и Тимоше стало так хорошо оттого, что ребята узнали его, так приятно защипало в горле, что он проснулся.