Плюс, Минус и Тимоша
Шрифт:
Сначала он не мог вспомнить, где находится, а потом… Потом он увидел девочку.
У них в школе было несколько довольно красивых девчонок, но таких — ни одной. Она была одета как наездница или мотоциклистка, то есть в сапожки, брючки, перчатки и еще на пальце крутила автомобильные очки. Темно-зеленую блузку украшала только пара изящных эполет — как две бабочки, усевшиеся на плечах. Глаза ее смотрели на Тимошу внимательно, но словно сквозь него, и от этого у Тимоши почему-то еще сильнее защипало в горле.
— Ты к Желтенькому? —
Ему очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы она перестала смотреть на него с таким холодным любопытством, — встать на голову, скорчить рожу, даже чуть-чуть дернуть ее за волосы, перевязанные лентой. Но нет — он почему-то чувствовал, что никогда на такое не решится.
— Что это было? — спросила девочка, указывая куда-то за спину Тимоши.
— Это? Это грибы. Хочешь грибов? Тут еще много осталось. Нет? Ты их не любишь? А я ужасно люблю. Попробуй — тебе понравится.
Девочка покачала головой и снова уставилась на него своим изучающим взглядом.
— Что ты меня все разглядываешь? — возмутился Тимоша. — Я тебе не книжка с картинками. И откуда ты вообще взялась? Тоже из какой-нибудь задачи? Я вот скажу Желтенькому, что ты к нему в сад без спросу лазишь — он тебе покажет.
— Нет, я не из задачи, — сказала девочка насмешливо-презрительным тоном. — И не советую кому-нибудь говорить, что вы меня здесь видели.
— Не из задачи? — обрадовался Тимоша. — Значит, ты… Значит, вы тоже прячетесь? Как и я? От этих мерзких докторишек? А вы не знаете, как отсюда можно выбраться? У меня дома, наверно, очень волнуются. Давайте бежать вместе, хорошо? Согласны?
Но она будто и не слышала его слов, глядела по-прежнему задумчиво и вдруг снова спросила:
— Так что же это было?
— Что? — не понял Тимоша.
— Там. — девочка сняла перчатку и показала на лоб — сначала на свой, потом на Тимошин. — Там, где человек в лодке. И танцующий мальчик. И мячики.
— Ах, мячики… Просто я сон такой видел.
«И эта в голове умеет читать», — с тоской подумал Тимоша. Ему почему-то сразу стало очень грустно и одиноко при мысли, что и эту девочку, быть может, придется обманывать, — ему ужасно этого не хотелось.
— Но там было все неправильно. Так не бывает.
— Подумаешь, неправильно. Это же сон. Понимаешь — сон.
— Что такое «сон»?
— Ну, когда спишь и видишь всякие картины, людей, события — иногда страшные, иногда смешные. А вы разве не видите снов?
— Никогда.
Не расстраивайтесь. Вообще-то ничего в них хорошего. Иногда так страшно станет, а не убежать.
— Там было еще что-то. Кроме картин.
— Что еще?
— Что-то невидимое.
— Как же вы его тогда увидели?
— Не знаю. Это было что-то похожее на поток воды.
— А-а, музыка, — догадался Тимоша. —
— А вы не могли бы еще разочек заснуть?
— Вот еще. Буду я спать нарочно для всяких девчонок.
Девочка обиженно выпятила губку и отвернулась — видимо, она не привыкла или просто не умела упрашивать.
— Да я уже выспался. Мне больше не заснуть — понимаете?
Но она сделала вид, что не понимает, — девчонки очень здорово умеют не понимать, когда им это выгодно.
Я бы мог вам что-нибудь спеть, не засыпая, но у меня нет голоса, — сказал Тимоша. — Зато есть слух — меня даже хотят отдать в музыкальную школу.
— Слух? — презрительно переспросила девочка. — У кого же нет слуха?
— Нет, у меня другой. Музыкальный. И память. Я могу целую оперу наизусть запомнить. Например, «Садко». Знаете, это: «Мечи булатны, стрелы остры у варя-а-а-гов…»
— Про стрелы лучше не надо.
Тогда Тимоша сосредоточился и запел в уме: «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой».
Наконец-то она перестала смотреть на него с холодным любопытством. Щеки ее порозовели, глаза блестели, пальцы теребили бахрому эполет — она была очень взволнована, и это делало ее еще красивей. Тимоша тоже почувствовал, что волнуется так, будто перед ним целый зал зрителей, а не одна случайная девчонка.
— Увертюра к опере Петра Ильича Чайковского «Пиковая дама», — торжественно объявил он.
И «сыграл» всю увертюру.
Потом «спел» еще хор охотников, песню индийского гостя, половецкие пляски и даже дуэт Ромео и Джульетты. Помогая себе, он беззвучно выводил ртом каждую ноту, солировал то на скрипке, то на ударных, то на духовых и размахивал руками, как заправский дирижер. Девочка смотрела на него с искренним восхищением — от ее высокомерия не осталось и следа.
— Уже? — вздохнула она, когда уставший Тимоша объявил антракт. — А я бы, наверно, могла слушать вас целый день.
— Лучше купите магнитофон, — честно посоветовал Тимоша. — У него звук чище. Или проигрыватель.
Девочка улыбнулась ему и покачала головой.
— Нет, я буду прилетать только к вам.
— Прилетать?
— Да. Больше мне нельзя задерживаться, но, может быть, завтра…
— А вы уже уходите?
— Мне пора.
— Но мы же ни о чем не договорились! Как будем отсюда смываться? На чем? Ведь если честно сказать, то завтра…
— Ой! — воскликнула девочка, посмотрев на часы. — До завтра, до завтра.
И она побежала в глубину садика. Потом на мгновенье задержалась, но только для того, чтобы крикнуть ему из-за кустов:
— А все же «не счесть алмазов в каменных пещерах» — это явная ошибка. Нет ничего на свете, чего нельзя было бы счесть.
Несколько секунд спустя за деревьями раздалось негромкое жужжание, над листвой поднялся крошечный красный вертолетик, и за стеклами кабины Тимоша увидел девочку, махавшую ему рукой.