По дорогам Вечности
Шрифт:
– Ты лучше в дом проходи, Навира стол накрыла...
– Я не голоден.
– Саймон! Нельзя обижать старую и больную женщину, ей будет очень неприятно, если ничего не съешь. Поверь, она вкусно готовит.
Они поднялись на крыльцо, Саймон взялся за дверную ручку, но помедлил входить в особняк.
– Не стесняйся, проходи, - улыбнулся ему отец.
И тут юноша спросил:
– Ответь на один вопрос. Ты действительно любишь Фольму? Только честно.
– Понимаешь...
– замялся Прохор Рейли, он этого не ожидал.
–
– Как?
– не понял его сын.
– А зачем ты тогда женишься?
– Она мать моего будущего ребёнка. А, как человек порядочный...
Саймон открыл дверь, не дав ему договорить. Когда вошли в прихожую, Прохор буркнул:
– Ладно, не будем об этом.
Тема Фольмы была ему неприятна.
А Саймон заметил, что в прихожей висят большие ветвистые оленьи рога, на которых удобно разместились три чёрные шляпы-цилиндра.
– Это мне кто-то на корпоративе "Чалинвеста" подарил, три года назад, - пояснил Прохор.
– Позавчера я рылся на чердаке и нашёл их. Хорошая вешалка.
На кухне был накрыт небольшой столик, что стоял возле единственного окна, подоконник которого занимали горшки с геранью. На плите в кастрюле что-то варилось, деревянная ложка, парящая над ней, периодически это помешивала.
Пахло супом, пряностями и чем-то имбирным.
Сын с отцом разместились за столом, Саймон сел спиной к холодильнику. Есть, по-прежнему, не хотелось.
Навира, как всегда похожая на престарелую монашку, положила им суп и ушла звать Фольму.
Фольма оказалась довольно худощавой девицей лет тридцати. Короткие крашеные в молочный цвет волосы чуть-чуть не доставали до плеч. Её лицо напоминало поросячье. Она сверкнула маленькими непонятного цвета глазками и ушла с кухни, бросив Навире:
– Принеси мне клубники!
Голос у Фольмы был очень писклявым, как у чайки.
С Саймоном она не поздоровалась. Впрочем, он с ней тоже.
Прохор Рейли принялся за свой суп.
Саймон вяло водил ложкой по остывающему борщовому "болотцу" в тарелке.
– Почему не ешь?
– не понял его отец, опустошив свою тарелку.
– Аппетита нет...
– Голодной смертью умереть не позволю!
– Я супы не ем.
Прохор даже чуть не подавился куском хлеба, когда это услышал.
– С каких это пор?
– удивился Прохор.
– Сколько себя помню, - ответил Саймон. Отец не так много знал о нем.
Он, правда, супы не ел, по крайней мере, большинство. Борщ, щи и тому подобные кулинарные изыски ему можно было не предлагать. Юноша их с детства ненавидел. А сейчас, в связи со всем пережитым, ему вообще есть не хотелось. Аппетит ушёл, не прощаясь, и не оставив обратного адреса.
– Надеюсь, ты не собираешься морить себя голодом?
– с подозрением спросил Прохор и протянул сыну пирожок, лежащий на красивом узорчатом подносе.
– Как жаль, что раньше не взялся за твоё воспитание.
Саймон взял пирожок, неохотно откусил от него кусочек
Раздался писк домофона, а затем на кухню вбежала Навира, говоря:
– Господин, там журналистка пришла.
– Зачем?
– удивился Прохор Рейли.
– Говорит, хочет интервью взять у вашего сына.
Саймон, услышав это, подавился.
– Хм...
– Насупился Прохор Мылченко.
– Собирается расспросить его насчёт принцессы.
Юноша вздрогнул, снова думая о Карсилине. Ему, между прочим, нельзя волноваться.
– Навира!
– Прохор встал из-за стола.
– Ну, просил же!
– Так мне её впускать?...
Мужчина задумчиво посмотрел на сына:
– Говорить с ней, или нет, решать тебе, Саймон.
Саймон отложил пирожок, нервно сглотнув, и сказал:
– Пусть уходит.
Прохор с помощью магии, направил тарелку в мойку:
– Люди хотят знать, какой была их принцесса. В этом нет ничего плохого.
Саймон глубоко вздохнул, у него не было желания давать интервью. Кроме того, он боялся, что, отвечая на вопросы о Карси, разнервничается.
– Пусть уходит!
– Повторил Саймон, громче.
– - Навира, скажи журналистке, что я не намерен её впускать, - отдал распоряжение его отец.
***
После обеда Прохор показал сыну его комнату. Находилась она на третьем этаже, небольшая, стены украшали старые синие в полоску обои, как внизу, в большой комнате. Только, не такие выцветшие. Рядом с большим буковым комодом располагалась кровать с резными ножками. Возле стенки на высоком тёмном шкафу стояли антикварные кувшины, коллекцию которых собирала ещё прабабушка. Серо-голубые занавески загораживали единственное окно, и то маленькое.
Ну что ж, до завтра можно потерпеть. Саймон решил во что бы то ни стало вернуться во дворец, там ему было спокойнее.
– Ты, надеюсь, не обидишься, я в комнату, которую хотел выделить тебе, поселил Фольму. Ей эта не понравилась. Но это временно!
– смутился Прохор, пытаясь оправдаться.
Саймону было непринципиально, в какой комнате сегодня спать. Да и беременным, они ведь нервные, уступать надо.
Ещё, завтра он собирался наведаться в ЧАЛИКУН, отчислиться. Оставаться на этом факультете было выше его сил, приходить туда на пары, и каждый раз чувствовать, как же сильно ему не хватает Карси....
Карсилина мечтала стать боевым магом, а Саймон уже ничего не хочет. Да и какой из него теперь боевой маг, если он даже сам себя чуть не убил, хоть и подсознательно. Однокурсники уже, наверное, бесчисленное количество зачётов сдали...
Отчистится из университета, уйдет в подполье, и будет деградировать. А может, просто скукожится от недостатка амбиций и потери желания жить.
Из комнаты Саймон не выходил. Навира щедро приносила ему еду. Её стряпня оставалась нетронутой. Вечером заглянула тётя Ира, но юноша с ней даже не разговаривал.