По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Однако самое замечательное в городе — зелень. Здесь испробовали совершенно новый принцип зеленого убранства. Если самые озелененные города мира включают в себя сады и скверы, то Ангарск встроен в лес.
И лес этот — не стандартный сорный тополь и неприютная, колючая акация, а могучие лиственницы с нежной хвоей, золотые колоннады сосен, освещающие город отраженным солнечным светом. Между кварталами сохранены целые лесные массивы, которые продолжают жить своей стихийной, «дикой» жизнью. Под пологом этого городского леса я заметил обычный, чудесным образом сохранившийся таежный подрост. В городе тихо: шумы гасит лес.
Мы уже миновали Ангарск, а город все еще стоял в глазах
В
От Ангарска не так просто избавиться. Я долго еще думал о нем, и странно, что этому содействовало одно неприятное и неотвязчивое ангарское впечатление, некая пустяковина. Дело в том, что город этот, схваченный за один погляд, видится как бы в идеале. Но соринкой в глазу остались у меня усохшие кое-где сосны с залитыми асфальтом корнями и меж дворов целые лесные куртины, которым уже недолго жить. Видно, надо знать, как обходиться с живой природой, если даже ты к ней с добром.
Автобус замедлял ход только на мостах. Белая, Китой, Иркут — все эти реки походили друг на друга, темная, глубокая вода в них двигалась густо, плотно, как жидкое стекло. По цвету прибрежных трав можно было видеть уровень недавнего подъема воды. Реки уже опали, вошли в привычные берега и, должно быть, жили сейчас воспоминаниями — уж очень скоро проходили они под мостами, уж слишком много несли бревен. Где-то в верховьях наводнениями смыло заготовленный лес, и до сего дня его раскидывало по рекам, выбрасывало на берега. И никто не собирал это беспризорное добро…
Нет, как бы ни складывалась моя поездка, я непременно побываю в иркутских лесах.
Байкал. Только Правду!
Новая жизнь на старых берегах.
Почему Байкал так чист?
Что сказал Будда.
Конечно, прежде всего я решил навестить Байкал.
Вот и он! Выпуклый, как море. Синий. Шумит, выливаясь в Ангару, и шум этот неясный, отдаленный, будто с неба. Посреди истока чернеет Шаманский камень. Сложено о нем множество легенд, но сейчас мне дороже всего одно старинное народное поверье: на виду этого камня человек обязан говорить только правду…
До чего ж прозрачна байкальская вода! Видно, как за причалом на большой глубине ходит толчками крупный хариус, и перед ним как бы растворяются густые стаи мальков. А на самом дне шурует в песке работяга бычок, и солнце, проникая сквозь толщу воды, играет на его золотых перьях. Говорят, что тарелка тут белеет с сорокаметровой глубины и нет в мире вод прозрачнее, если не считать Саргассова моря, того самого моря, у которого нет берегов и зримых отметин.
Под катером, на котором я поплыл к северу, дна не видно. Где уж тут увидеть — страшенные подводные пропасти начинаются прямо под берегом! Как известно, ни в одном озере мира нет таких глубин. Здесь, в центре Азии, самый солидный на планете запас пресной воды: только за год смогли бы все реки мира заполнить байкальскую чашу, а если сегодня остановить приток, могучая Ангара опустошит ее лишь за четыре столетия. Наконец, Байкал — древнейший водоем земли, ему уже двадцать миллионов лет, и в его жизни, наверно, давно все определилось и устоялось.
Новая жизнь сегодняшнего Байкала
Скальный прижим у истока Ангары зовут по-старинному Рогаткой: там когда-то стояла таможня; солдаты хватали беглых каторжников, проверяли у проезжих паспорта и подорожные, вышаривали контрабандное золотишко. Сейчас на Рогатке судостроительная верфь, прекрасный дом отдыха и единственный в мире Лимнологический (озероведческий) научно-исследовательский институт.
А вот слева по борту село Коты. Оно названо так потому, что в давнее, почти уже невспоминаемое время сюда приплывали из Баргузина варнаки и, начиная пеший путь через всю Сибирь, сбивали «коты» — колодки. Теперешние Коты известны как база иркутских биологов, резиденция известного знатока Байкала доктора наук Михаила Михайловича Кожова.
На вершины береговых гор опускается ясное солнце. Слева, под скалами, вода стоит неподвижно, как в пруду, а сюда, к катеру, меж гор прорывается ветер и прихотливо меняет ее поверхность: то накинет на воду мелкоячеистую сеть, то будто погонит далеко в море стаю белых дельфинов, то подернет зеркало такой рябью, что заболят глаза, то ровно покроет все серым шелком. Наверно, и там, в зеленой пучине, своя изменчивость и свое непостоянство…
— Водичкой любуетесь? — Высокий старик с белой окладистой бородой примостился рядом со мной у бортового поручня. Иван Владимирович Глазунов, научный сотрудник лимнологического института, плыл с экспедицией в устье Селенги. — Водичкой любуетесь? Байкал, как тут говорят, «всех заманиват». А ученых особенно. Вода чиста, как божья слеза, но сколько в ней тайн! Нас как-то запросили из одного солидного учреждения: «Долго вы еще будете изучать Байкал?» Как ответить на такой вопрос? Написали: «Пока будет существовать Байкал».
— Простите… а смысл этого изучения?
— Ну, знаете!.. Недавно американский ученый Брукс выпустил книгу об озерах. Он, правда, паршиво знает наши работы, но большая часть его книги — о Байкале, а меньшая — обо всех остальных озерах мира.
— А почему байкальская вода такая чистая?
— Это как раз один из самых простых вопросов…
Воды Байкала — продукт чудесного взаимодействия природных сил. Горы, окружающие озеро, сложены из архейских и протерозойских пород, которые очень медленно выщелачиваются. Мизерное количество солей приносят в байкальскую чашу и реки, а минеральных примесей в дождях и снегах, падающих на зеркало Байкала, в три-четыре раза меньше, чем в атмосферных осадках, выпадающих, скажем, в России. Сибирская тайга, будто хвойный фильтр, цедит воды при их круговороте, забирая соли и микроэлементы.
Но это не все. За миллионы лет такой гигантский отстойник мог накопить чудовищное количество всяких примесей. Одного только кремния сливается из притоков, в основном из Селенги, двести тысяч тонн в год!
Но Байкал — уникальное творение земной природы. В его глубинах живет тьма особых водорослей, которые строят из кремния оболочки своих клеток и после отмирания образуют так называемый диатомовый ил. Этот биологический фильтр действует вечно и способен в особо урожайные годы поглотить за одну только весну до миллиона тонн кремния!
Очень важно, что химический состав байкальской воды постоянен и не меняется со сменой времен года. Кроме того, до самого дна байкальские воды чрезвычайно обогащены растворенным кислородом и сбрасывают в грунт около тринадцати тысяч тонн окисленного железа, поступающего за год из притоков. Причем зимой, подо льдом, в отличие от других водоемов, Байкал не обедняется кислородом, а, наоборот, обогащается.
— Знаете, — сказал Глазунов, — эту воду шоферы доливают в аккумуляторы вместо дистиллята.