По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Орлов. А что вы предлагаете делать с Селенгой?
Решкин. Вы когда-нибудь ели нельму? Это же лучшая пресноводная рыба! Она вполне может прижиться в Байкале. А форель? Слышали, наверное, что севанскую форель завезли в Иссык-Куль и она там изменила видовые признаки — стала в пять раз больше? Почему ей не жить в Байкале?
Орлов. Ну и что?
Решкин. На Байкале сейчас хорошо работают рыбоводные заводы, проектируется еще несколько таких предприятий общей мощностью в три миллиарда икринок в год, в том числе селенгинский завод, который будет выращивать мальков омуля, сига, осетра. Получится нелепость — рыбники будут заполнять море молодью, а вы начнете ее травить!
Здесь своей авторской волей я обрываю затянувшийся диспут, однако в жизни он пока не закончен. Орлов или Решкин?
Чего я не увидел на Байкале.
Полет над лесами. Те же лесосеки.
Почему не готовят лесных инженеров?
Иркут.
Гидростроительство и проект обеднения Байкала.
Прощай, Байкал! Собираюсь уезжать, но никак не могу оторвать себя от этого славного моря и досадую, что не имел возможности рассмотреть его во всех подробностях В бухте Песчаной я так и не услышал поющих песков: в особо счастливые летние дни, говорят, пески там звучат словно далекие флейты. А у дельты Селенги есть в море огромная воронка, что крутит воды в одном месте, прогибая байкальскую гладь. Старинные поверья гласят, будто здесь Байкал соединяется с Ледовитым океаном, но это сказки: ученые установили, что тут сталкиваются и перемешивают свои струи мощные встречные течения. Не добрался я и до тех палестин, где отбывали срок Вильгельм и Михаил Кюхельбекеры, Николай и Михаил Бестужевы. И зимы байкальской не дождался. В иных местах, говорят, настывает метровый лед такой неправдоподобной прозрачности, что люди ложатся на него ничком и часами, не в силах оторваться, разглядывают морское дно. Не услышал я и гласа зимнего Байкала. Триста лет назад проезжал по байкальскому льду, направляясь в Пекин, русский посол Спафарий и описывал, как море «разделяется надвое и учиняются щели сажени в ширину по три и больше, а вода из него не проливается по льду, а вскоре опять сойдется вместе с великим шумом и громом, и в том месте учинится будто вал ледяной, и зимнею порою везде по Байкалу живет под ледом шум и гром великий, будто из пушки бьют…». Здорово писали в старину!
Перед отъездом из Сибири мне захотелось еще раз свидеться с Байкалом, и это желанное свидание состоялось. Позвонил с авиабазы лесных пожарников мой иркутский знакомый летнаб Анатолий Смирнов:
— Через час я в дозор. Хотите?
— Над Байкалом полетим?
— Обязательно!
Мог ли я упустить такую возможность? На аэродроме мы сняли чехол с антенны хлипкого самолетика, буднично, как на велосипеде, вырулили к взлетной дорожке, поднялись и взяли курс на северо-восток. Низко летим над лесами, самолетик подкидывает и переваливает, будто мы едем на телеге по ухабам. Внизу вьются речонки, стоят редкие деревни, похожие сверху на поленницы дров, и леса, леса без края и конца.
Много я лазил по сибирской тайге, летал над ней и высоко и низко, и сейчас с радостью разглядывал сверху знакомые, милые моему сердцу осенние приметы — багряные черемуховые кущи, алые, прихваченные уже ночными морозцами осинники, темные шары кедров, зеленые облака сосновых вершин и чуть тронутые желтизной лиственницы. И было в этой разноцветной, живой тайге еще множество красок и оттенков, которые очень трудно уловить, а тем более описать.
Горизонт окаймляли сизые дымы. Они таяли в вышине, растворялись в бледно-голубом горнем свете. Как все же хороша наша земля! А как мудра ее природа, потому что зовет
Под крылом самолета потянулись вырубки. Кто это так хорошо здесь поработал? Вдоль дорог совсем нет брошенной древесины, чистые лесосеки окружены черными лентами вспаханной земли — от пожаров, а вот ровные полосы нетронутой тайги пересекают вырубки. Земля тут хорошо сохранит себя, быстро осеменится и подымет новый лес. Спасибо тебе, безвестный лесной инженер! Ты, видать, крепкий, стоящий человек, если сумел в здешних трудных условиях наладить здоровые, нормальные отношения с нашим общим зеленым другом.
Но вот и грустные последствия знакомой уже читателю болезни — испоганенная, гиблая земля. Захламленные лесосеки, черные пятна пожарищ, брошенный в хлыстах, должно не первый год гниющий лес, и даже разделенный, в штабелях, совершенно готовый к вывозке. Вот огромный, не меньше пяти тысяч гектаров, отрог Прибайкальского хребта, совершенно оголенный вырубкой. Серая веревка дороги, как удавка, захлестнула землю и будто тянет ее по урочищу к Байкалу. Некоторые вырубки подступают по кучам к каменистым вершинам сопок, и чем ближе к морю, тем больше проплешин в тайге…
И тут, с позволения читателя, я скажу еще несколько слов о бессловесном нашем друге.
Преобразование земной природы в интересах людей неизбежно. Однако леса нуждаются в истинно разумном отношении к себе, иначе они будут в конечном счете не помогать обществу, а вредить ему. Бездумная вырубка их выводит из равновесия природные силы. Ведь со сплошных вырубок почти вся снеговая и семьдесят процентов дождевой воды уходят немедленно, да еще захватывая с собой почву. Не секрет, что уже сейчас эрозия уносит за год с нашей земли более полумиллиарда тонн почвы, которая не только пропадает для хозяйства, но и приносит вред, заливает реки, озера, каналы, водохранилища. Лишь из каналов выбирается ежегодно около ста тридцати миллионов кубометров ила, а это стоит немалых денег, которые можно было использовать на строительство, скажем, жилья или дорог.
Сплошные, ненормированные вырубки лесов с каждым годом усиливают разрушение природного комплекса многих районов страны. Тех, кто болеет за Сибирь, например, волнует теперешняя браконьерская система эксплуатации тайги. Лиственница занимает огромные территории, однако ее почти не трогают, а сводят реликтовые кедровые леса. Перемалываются на картон ценные породы, сжигается в кострах первостатейное химическое сырье — опилки, сучья, хвоя, окомелки. А как мы восстанавливаем и охраняем леса? В одной только Иркутской области сгорело за прошлое лето в шесть раз больше лесных площадей, чем окультурено и восстановлено всеми лесоводами России!
Леса — бесценное национальное богатство советского народа, ни в одной стране мира уже не осталось такого добра, и неужто наше общество не в силах поломать укоренившиеся методы заготовки древесины, укротить дельцов, свирепствующих в русских лесах? На примере Иркутской области мы видели, как транжирится государственное, народное лесное добро. А ведь эта отрасль промышленности все больше будет перекочевывать в Сибирь, потому что в европейской части страны уже мало остается нетронутых лесов.
Наладить рациональное использование богатств сибирской тайги нельзя без большого отряда молодых, энергичных, по-современному мыслящих экономистов, инженеров лесного хозяйства, грамотных специалистов по заготовке и переработке таежного сырья. А откуда они возьмутся? За последние годы недоброй волей Министерства высшего и среднего специального образования ликвидированы Дальневосточный, Пензенский, Тбилисский, Белорусский лесотехнические институты, вдвое-втрое сократился выпуск специалистов лесного профиля брянским и московским институтами. Красноярский лесотехнический преобразован в технологический. А в скольких вузах страны вдруг не стало лесохозяйственных факультетов и отделений, сколько лесных техникумов неожиданно прекратили существование! Почему?..