По нехоженной земле
Шрифт:
растительность на своем лице. Даже в тихую погоду борода обмерзает от влаги,
выделяемой человеком при дыхании, а во время метелей превращается буквально в
ледяные клещи, стискивающие лицо. И если мы мало обращали внимания на свои
бороды в теплое время года и иногда в достаточной степени обрастали, то в холодный
период тщательно брились перед каждой поездкой, а выходя на долгий срок, обычно
брали ножницы, чтобы в дороге как можно лучше выстригать усы и бороду.
4 декабря, в 19 часов 30 минут, мы пустились в путь. Не прошло и десяти минут,
как мы уже потеряли из виду наш домик.
Дул
Термометр показывал только 25° ниже нуля. Луна, точно играя в прятки, то
показывалась, то скрывалась за быстро бегущими облаками. Наши упряжки то
погружались во тьму, то вылетали на площадки, освещенные луной и блестевшие, как
полированный металл.
Через час приблизились к северо-западной оконечности Среднего острова. Сюда
еще месяц назад мы завезли пеммикан. Догрузив им сани, мы взяли курс на Северную
Землю. Теперь движение несколько замедлилось. На моих санях, включая мой
собственный вес, было 400 килограммов. В упряжке шло 16 собак, на каждую собаку
приходилось 25 килограммов груза. В упряжке Журавлева было 12 собак, а на санях
соответственно меньший груз.
К весне мы надеялись приучить собак к нагрузке до 45—50 килограммов. Сейчас
же и этого было довольно.
приходилось делать усилия, чтобы выдернуть груженые сани на вершину заструга или
очередной снежный бугор. Все же продвигались мы достаточно быстро, делая в
среднем 6 километров в час.
Вскоре погода начала было нас беспокоить. Небо сплошь покрылось облаками.
Два часа мы шли в полной темноте. Один раз я потерял своего товарища. На мой оклик
из мрака не донеслось ответа. Я выстрелил из карабина. Через минуту глухо донесся
ответный выстрел. Но определить точно, откуда он исходил, было невозможно. Тогда я
зажег магниевый факел. Ослепительный свет осветил мою упряжку, но еще больше
сгустил мрак вокруг нее. Через четверть часа послышался скрип полозьев, голос
Журавлева, и, наконец, показалась его [133] упряжка. Дальше уже старались не
отрываться друг от друга.
После полуночи вновь показалась луна. Облачка начали рваться, и через час небо
очистилось. Мороз заметно усилился. Теперь луна заливала своим серебристым светом
снежные поля. Поверхность их блестела и искрилась. Однако свет был обманчивый.
Хорошо различались только ближайшие неровности. Наш горизонт был очень
маленьким. Это создавало впечатление, что снежные поля со всех сторон от нас
поднимались. Казалось, что мы находимся на дне невиданно огромной серебряной
чаши. Собаки старательно карабкались по ее вогнутому боку, но как бы безрезультатно.
Край блестевшей чаши все время отодвигался и оставался недосягаемым. Это было
очень красиво и первое время забавно, но потом начало сильно утомлять, точно
бесцельное топтание на одном месте. Время тянулось бесконечно медленно. Таким же
казался и путь.
Только счетчик одометра, не останавливаясь, отмечал каждый шаг пройденного
пути. В четыре часа (5 декабря) он показывал, что мы прошли от базы 45 километров.
Это хороший перегон.
Пора было дать передышку собакам. Они пока не сбавляли бега и последний час
шли с такой же скоростью, как и раньше. Но небольшой отдых все же не мог помешать.
Решили осгановиться только часа на четыре. Собакам дали по небольшой порции
пеммикана. Если их накормить досыта — надо простоять не менее 8—10 часов, иначе
пища не пойдет впрок, да и работать они будут хуже, чем полуголодные. А терять
драгоценные часы нам было нельзя. Сколько могла продержаться ясная и тихая погода
— мы не знали. По небу опять уже летели облака.
В 9 часов двинулись дальше. Обстановка опять изменилась. Небо сплошь
покрылось облаками. Мрак накрыл непроглядный. Собаки виднелись только как
силуэты. Итти в такой темноте было еще утомительнее. Время тянулось еще медленнее.
Все вокруг было обманчиво. Показывающиеся из темноты снежные заструги, высотой
всего лишь в 20—30 сантиметров, казались скалистыми берегами, мелкие, изредка
попадающиеся на пути обломки айсбергов выглядели гигантскими вершинами, а
маленькие снежные бугры — высокими горами. Когда собаки взбегали на неровности
или огибали их, становилось понятным, что перед глазами нет ни гор, ни скал. Это так
утомляло внимание и надоедало, что мы старались не смотреть вокруг себя. Тогда