Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Много карашо фатэр! Комунисто фатэр! — оживленно говорит Джулия, имея в виду австрийца.
— Какой там коммунист! — бросает он. — Человек просто.
— Си, си, человек. Бене человек.
Она вырывается несколько вперед, и он впивается взглядом в буханочку у нее под мышкой. Она, почувствовав этот взгляд, оборачивается.
— Эссен? Хляб, да?
И, на ходу быстро отломив край буханки, протягивает кусок ему. Он берет и сразу же проглатывает, только раздразнив тем свой голод. Джулия, поняв это, останавливается, приседает и на коленках
Иван нерешительно берет, подумав, разламывает на две части и, будто взвесив эти части в руках, одну протягивает ей. Она, усмехнувшись, берет.
— Данке. Нон: грацие — спасибо!
В глазах у нее признательность. Он, вслушиваясь, быстро жует на ходу.
Они быстро пробираются по расселине дальше. Джулия впереди. Оба глотают слюну. Вдруг она резко поворачивается к своему спутнику.
— Руссо! Давай все-все манджаре! Согласие, си?
В глазах ее прежняя озорная живость, пальцы впиваются в обломанную буханочку. Иван почти в испуге бросается к ней и вырывает хлеб.
Джулия удивленно вскидывает брови, а Иван быстро завертывает хлеб в тужурку — дальше от глаз. Вдруг она громко смеется.
— Ты что?
— Руссо правилно! Джулия нон верить хлеб. Слово — верить, любовь — верить. Хлеб — нон верить. Джусто руссо!
Смеясь, она подходит сзади и легонько касается ладонью его лопатки. Он от неловкости поводит плечами.
— Ладно! — бросает он, намереваясь прыгнуть с камня. В это время сзади тишину вспарывает первая длинная очередь.
Оба в испуге замирают в расселине, при этом она жмется к нему и он не замечает того, сам прижимаясь к скале. Сзади доносятся очереди, крики. Пули, однако, сюда не долетают и тогда испуг у беглецов проходит, уступив место недоумению.
Иван бросает на камни тужурку и быстро карабкается по отвесному склону вверх, чтобы выглянуть из расселины. Джулия, оставаясь внизу, широко раскрытыми глазами следит за ним.
Кое-как вскарабкавшись по скале, он видит, как на опушке сосняка возле усадьбы лесничего мечутся несколько мотоциклов, которые из пулеметов бьют вверх по склону. Иван продвигается несколько выше и в сторону, и тогда ему становится видно, что немцы стреляют по одинокой фигуре в полосатом, которая то бежит, то падает, чтобы тут же снова вскочить. Иногда человек оглядывается, иногда вроде кричит.
— Руссо! Руссо! Что смотришь? Руссо! — нетерпеливо притопывая на камне, спрашивает Джулия.
Иван, однако, не отвечает, он все следит за беглецом, пока тот не падает в траву и не затихает стрельба. Тогда он спускается вниз и бросает Джулии:
— Капут.
— Капут? — широко раскрыв глаза, не понимает девушка.
— Кампаниё твой.
— Кранк-гефтлинг?
— Ну.
— Ой, ой!
Он хватает у ошеломленной Джулии тужурку, она проворно подбирает в руку колодки и они бросаются по камням вверх.
Медленнее,
Иван устал, но еще больше устала Джулия, и он то и дело испытующе поглядывает на нее.
Силы их заметно сдавали, но Иван думал, что как-нибудь перейдет хребет, лишь бы только не напороться на какую нелепость — вынесет, стерпит все: на свободе — не в лагере.
Вот только Джулия… С виду она старается казаться бодрой, но несвойственная ее порывистой натуре медлительность движений выдает ее усталость.
Наконец расселина упирается в скалистый тупик, надобно выбираться наверх.
Иван, найдя доступное место, сворачивает на склон. Взобравшись на середину склона, он останавливается, поджидает Джулию и подает ей руку. Потом молча тащит ее до самого верха.
Наконец они выбираются на голый каменистый склон, сразу же их обволакивают порывистая промозглая мокредь, словно сырым паром, она окутывает все вокруг. В грудь бьет сильный высотный ветер.
Они останавливаются. Джулия опускается на выступ скалы. Иван выкладывает на камни хлеб и с тужуркой подступает к спутнице.
— О, нон, нон! Я тепло.
Усталые глаза ее сразу оживляются, она протестующе вскидывает руку, ветер отчаянно треплет ее короткие волосы. Иван, не обращая внимания на ее протест, накидывает на ее плечи тужурку. Она сразу же зябко закутывается и втягивает голову в плечи. Он опускается над общипанной буханочкой.
— Ильпано! Хляб! — с голодной несдержанностью говорит она и сглатывает слюну. Иван осматривает буханочку, прикидывает и острым кремневым черепком начинает отрезать ломоть хлеба. Джулия с радостным умилением на лице покорно следит за движениями его грубых пальцев, которые делят кусок хлеба на две пайки.
— Хорошо?
— Си, си. Карашо.
Но Иван еще подравнивает куски и бросает девушке:
— А ну отвернись!
Она понимающе исполняет его команду.
— Кому?
— Руссо, — с готовностью говорит она и живо поворачивается к нему и хлебу.
Берет свою пайку Иван. Чуть живее хватает свою Джулия.
— Гра… Спасибо, руссо, — говорит она.
— Не за что.
— Руссо, — торопливо жуя и кутаясь в тужурку, говорит Джулия. — Как ест твой имя? Иван, да?
— Иван, — несколько удивленно подтверждает он. Она, закинув голову, хохочет.
— Иван! Джулия угадаль. Как ето угадаль?
— Не трудно угадать.
— Все все руссо — Иван? Правда?
— Не все. Но есть. Много.
Она обрывает смех и запахивается в тужурку, незаметно для спутника поглядывая на остаток буханочки. Он замечает этот ее красноречивый взгляд и берет буханку, чтобы спрятать ее за пазуху. Но вдруг Джулия вскрикивает, он бросает на нее взгляд — она испуганно смотрит мимо него вдаль. Иван, вздрогнув, быстро оборачивается.