По ошибке
Шрифт:
За третьим столиком справа от стойки баристы под тенью цветов камелии сидели Стинг и Роуг, ставшие завсегдатаями после того, как Гажил познакомил ее с остальной частью группы. К ним часто прибегала хохотушка Юкино и иногда, когда в кофейне было достаточно много народа, они подключали аппаратуру и устраивали бесплатный концерт, отбивая ритмы так громко, что их было слышно за несколько кварталов отсюда. «Саблезубые» стали достаточно известной группой в Нью-Йорке, подписав два года назад контракт с нашумевшим лейблом. Они не переставали повторять, что это все благодаря ей, но Люси лишь отмахивалась. В конце концов, она только познакомила
Люси любила эту кофейню. Не только как место, которое дарило ей лучший в мире кофе, нет. Оно стало для нее домом, в который она могла прийти в любое время. И когда сердце переполняла радость, и когда ледяная корка на нем трещала, грозясь в любую секунду рассыпаться.
По кофейне разносился бархатистый голос Сэма Смита.
Пластиковый стаканчик в руке приятно согревал руку; капли дождя мерно отбивали свой ритм, а на сердце Люси царил покой. Как когда-то, шесть лет назад…
Но, если подумать, разве не бывает случаев, когда, совершая ошибку, мы уверены, что поступаем правильно, и осознаем это только тогда, когда нас настигают последствия?
– Это ристретто?
Она стояла в шумной кофейне, сжимая рукой кашемировую ткань пиджака, и непонимающе смотрела в сторону Нацу. Она смотрела, пытаясь ничем не выдать свое состояние, но на одну секунду, когда осознание больно ударило по сердцу, она не смогла совладать с собой, хоть и надеялась, что Нацу ничего не заметил. В груди было чувство, будто ее предали. Смотря на этот одинокий стаканчик с кофе, который предназначался другой, она как никогда ощущала незримое присутствие «Странной», которая, улыбаясь, сжимала плечи Нацу. И было неважно, что она и была «Странной», ведь здесь и сейчас она была Люси Хартфилией, а не девушкой, с которой Нацу продолжил переписку.
Ей казалось, что у нее развились галлюцинации, но тихий голос «Странной» в голове звучал тихим набатом, повторяя: «Обо мне. Он думает обо мне». И этот голос, пропитанный ядом и усмешкой, был подобен ржавому кинжалу, разрезавшему ее сердце.
Нацу пробормотал какие-то извинения, направившись в сторону стойки баристы, наверное, чтобы исправить ошибку, а Люси продолжила сидеть, уставившись невидящим взглядом в деревянную поверхность стола.
Она ненавидела ее. Она ненавидела ее всем сердцем.
Девушку, писавшую глупые SMS парню, которого совсем не знала. Она ненавидела ту глупую девчонку, которая заварила всю эту кашу. Она ненавидела ее за то, что не прекратила тогда переписку, а продолжила общение с человеком, который по ошибке прислал ей сообщение, предназначавшееся его другу. Она всем своим облаченным во льда сердцем ненавидела ее.
Люси резко распахнула глаза, когда истина ядом, звучавшем в голове, предстала перед ней отчетливо и ясно:
«Ты
Мы верим, что не существует ничего непоправимого. Мы верим, что именно мы, те единственные, вокруг которых танцует Вселенная, и надеемся, что, как и во всех книгах и фильмах, подобно главному герою, сквозь горести и беды нас поджидает хороший конец. Но иногда стоит задуматься, ведь вы с легкостью можете оказаться не Элизабет Беннет, а всего лишь глупой Лидией. И ваши ошибки уже невозможно будет исправить.
Образ «Странной» отчетливо стоял перед ее глазами. Девушка с длинными волосами и телефоном в руке, с горячим кофе, приготовленном в кофейне «Fairy tail», парой тетрадок в кожаном рюкзачке и красным шарфом, обмотанным вокруг шеи. «Странная» любила слушать Уитни Хьюстон и перечитывать в миллионный раз «Унесенные ветром». Люси Хартфилия помнила эту «Странную». Помнила себя саму шестилетней давности, беззаботно переписывающейся с парнем, который раскрашивал своими сообщения ее жизнь яркими красками.
Она помнила.
Но не желала, чтобы «Странная» вновь появлялась в ее жизни.
Она была Люси Хартфилией. «Снежной королевой», и давно уже совсем не этим эфемерным образом, который запомнился Нацу. И этот одиноко стоявший стаканчик ристретто был последней каплей в чаше терпения Люси. Она больше не собиралась позволять той девчонке вытеснять ее из своей жизни.
Именно поэтому на кафельном полу салона красоты лежали длинные светлые пряди, а с зеркала на нее смотрело совершенно другое отражение. С обрезанными локонами, ей казалось, она распрощалась и с той девушкой, которая продолжала отчаянно хвататься за прошлое, не желая в этом признаваться даже самой себе.
В Нью-Йорке люди совершают множество ошибок. Этот город подобен вратам в место, в котором тебе дозволено все. Наорать на прохожих, толкнуть старушку, выбросить банку из-под пива на тротуар. Нью-Йорк подобен яду. Он отравляет тебя, шепча, что тебе дозволено абсолютно все. Здесь совершить роковую ошибку в сто крат вероятнее, чем в каком-то другом месте.
– Нью-Йорк – помойка. Ты приезжаешь сюда, полный великих надежд, а он растаптывает тебя и выплевывает. Чтобы выжить здесь нужно быть либо законченной стервой, либо шлюхой.
Люси посмотрела на экран макбука, пробегаясь глазами по написанным строкам. Статья была практически готова, и оставалось лишь набросать концовку. Но мысли никак не хотели идти. Ошибки. Именно такая была тема статьи в этом месяце. Люси горько усмехнулась, чувствуя сосущую под ложечкой пустоту. Уж она-то знала, что значит ошибаться. За последние несколько дней она опросила десятки людей, выслушав различные мнения по этому поводу. Кто-то считал, что ошибаться в порядке вещей, кто-то винил во всем жестокий Нью-Йорк, а кто-то сводил весь разговор к сексу.