По Острию Бритвы

Хейс Роберт

Нас нашел наставник Олхольм. Когда мы, наконец, отвернулись от щита, в дверях стоял старик и наблюдал за нами. Олхольм был не из тех, кто сердится, но, несмотря на свой юный возраст, я заметила недовольство на его лице. Другие наставники и близко не были столь пассивны.

Этот жирный придурок, Приг, выжил и ждал меня за пределами гарнизона, и он был не один. Когда солдаты вели меня обратно в туннели, я увидела три фигуры, которые слонялись без дела, освещенные мерцанием ближайшего фонаря. В первом я узнала Прига, хотя шея у него была обмотана бинтами. Даже издалека я могла видеть проступившую кровь. Ублюдок, увы, выжил, но, по крайней мере, я отплатила ему за рану

на моей щеке. В другой фигуре я узнала друга Прига, который управлял деревянными лифтами. Я не знала последнего человека, но догадывалась, что у него были те же намерения, что и у остальных. Они ждали меня, и я сомневалась, что это было сделано для того, чтобы отпраздновать мою вызывающую глупость. Нет, я лишилась защиты управляющего, и они собирались, блядь, меня убить.

Есть два варианта, когда ты сталкиваешься с превосходящими силами противника. Первый — встретить их лицом к лицу, используя клинок, магию или хитрость. Второй — показать противнику свою задницу и надеяться, что ты сможешь бежать быстрее и дольше, чем они. Я понятия не имела, как пользоваться клинком. Я почти полгода не касалась Источника. И я была совершенно уверена, что никакие ухищрения не спасут меня от предстоящего избиения. Поэтому я повернулась и побежала.

Надо сказать, что бросаться вниз по винтовой лестнице — не самое мудрое решение, ни при каких обстоятельствах, но страх делает людей глупыми, и я не исключение. Я бежала так, словно за мной гналась смерть, наступая мне на пятки. Так оно и было. Без защиты управляющего Приг убил бы меня за то, что я ударила его осколком зеркала. Это был вызов его авторитету, намного превосходивший мое обычное неповиновение.

Я услышала крики, доносившиеся сзади и с лестничного пролета. Тяжелые ботинки шлепали по камню. Вслед мне неслись проклятия, и я услышала, как Приг, уже запыхавшийся, угрожает мне расправой, если я не остановлюсь. Я рассмеялась, пронзительно и дико. Ничто так не раскрепощает, как смех. Поэтому, когда топор опускается, ты с таким же успехом можешь посмеяться над палачом. Конечно, смех со сломанными ребрами быстро превращается в шипение от боли.

Я отскакивала от стен лестничного пролета, не желая замедлять свой стремительный бег. Было больно дышать, больно бежать. У меня все болело просто от того, что я была жива, и все же я не замедлялась. Я бежала навстречу боли, преодолевая ее, позволяя ей гнать меня вперед, вместо того чтобы замедлять.

Когда первый лестничный пролет закончился, я выскочила в коридор. Там было несколько струпьев, которые направлялись в туннель или выходили из него, и я вскрикнула, наткнувшись на одного из них. Я думаю, он что-то крикнул мне вслед — оскорбление или угрозу, без сомнения, — но его слова потонули в криках Прига и его друзей. Я оглянулась и увидела, как они втроем выбегают из пролета, расталкивая струпья и продолжая погоню. Было бы слишком надеяться, что все эти ублюдки споткнутся и сломают себе шеи, но я все равно на это надеялась, когда резко повернулась и бросилась вниз по очередной винтовой лестнице.

Мне пришлось протискиваться мимо других струпьев, и это меня замедлило. Боль в ребрах, когда я прижималась к стене и протискивалась мимо них, была почти невыносимой. В некотором смысле было бы проще остановиться, рухнуть и позволить Пригу поймать меня. Но страх перед расправой заставлял меня двигаться вперед. Я, спотыкаясь, преодолел оставшуюся часть лестничного пролета, перед глазами все плыло от боли, а дыхание было прерывистым и болезненным. Тогда я поняла, что мне от них не убежать. Возможно, в обычный день я бы и смогла, но я была слишком изранена, чтобы поддерживать свой темп. Я уже замедлялась, мой бег превратился в непокорное спотыкание.

Пошатываясь, я спустилась по лестнице в коридор, который был тускло освещен даже по меркам

Ямы. В нем не было других струпьев, и он уходил в темноту; слабо горел только один фонарь, прикрепленный к стене. Все выглядело немного темнее, чем обычно. Я решила, что, возможно, слишком сильно напрягла свое тело. Я наткнулась на ближайшую стену и на мгновение остановился, чтобы перевести дух. Но чем глубже я дышала, тем сильнее горело в груди, и мне казалось, что ребра врезаются в легкие.

Бывают чувства, которые трудно объяснить. Например, будто ты где-то уже бывала, будто ты что-то делала раньше и уже знаешь результат. Именно это чувство охватило меня, когда я потащилась по этому коридору. Я видела, как я, как, спотыкаясь, иду вперед, а Приг и его друзья меня догоняют. У меня также было чувство, что для меня это плохо кончилось. Долгое время я думала, что это просто слепая удача, что это чувство охватило меня, когда они меня почти догнали. Только несколько лет спустя, оглядываясь назад, я поняла, что видела этот коридор раньше. Я видела его в отражении, отбрасываемом щитом, еще в Академии Оррана и знала, что все это привело к моей смерти. Если только я ничего не изменю.

Я нырнула в ближайшее ответвление туннеля, крики Прига и его друзей раздавались где-то позади меня. Там был Тамура, он смотрел на потолок туннеля, освещенный маленьким фонарем, стоявшим на полу. Я колебалась всего мгновение, прежде чем, пошатываясь, пройти мимо него в темноту и рухнуть на твердый камень в конце туннеля. Я сжалась в комочек, насколько это было возможно, и отчаянно пыталась успокоить дыхание, глядя прищуренными глазами в сторону Тамуры и входа в туннель.

Приг и его друзья остановились у входа в туннель и уставились в мою сторону. Все трое тяжело дышали, и даже на расстоянии я могла сказать, что Приг рычит. Рот жирной пизды искривился от ярости и обещания расправы.

— Эй, старик. Ты видел маленькую сучку? — крикнул тот, кто управлял лифтами.

Я наблюдала, как Тамура отвел взгляд от потолка туннеля и посмотрел на Прига и остальных. Затем он рассмеялся — пронзительный смех, полный безумного веселья, которого никто другой никогда не мог понять. Тамура всегда был таким. Он видел то, чего не видел никто другой, и находил юмор там, где не мог найти никто другой. Чем больше я узнавала его, тем меньше я считала его сумасшедшим, и все же тем больше я считала его чокнутым.

Приг двинулся по туннелю, сжав кулаки. Я застыла. Мне хотелось вжаться в стену за спиной, но я не смела пошевелиться, чтобы это меня не выдало. Меня спасли друзья Прига, которые оттащили его назад. Тогда я этого не знала, но у Тамуры была репутация. Даже Деко не рисковал связываться со стариком.

Сердито выругавшись, Приг отвернулся и вместе со своими друзьями отправился искать меня в другом месте. Тогда Тамура впервые спас мне жизнь, первый раз из многих, и даже не понял этого. Я долго оставался там, прижавшись к стене туннеля. Я лежала там, пока шаги Прига и его дружков не растворились в эхе и за его пределами. Я лежала там, а Тамура удовлетворенно вздохнул и снова уставился в потолок. Пока мое дыхание не выровнялось, а боль в груди не утихла. Пока не перестало казаться, что костлявые пальцы сжимают мое сердце.

В конце концов, я заставила себя встать, держась за стену, хотя ноги у меня подкашивались. Тамура даже не взглянул в мою сторону. Интересно, знал ли он вообще, что я здесь? Я приблизилась к нему медленно и бесшумно, стараясь обойти его, не нарушая его странного очарования потолком туннеля.

Туннель казался таким же, как и любой другой. Как правило, мы устраивали их с высоким потолком, выше, чем я могла дотянуться, хотя я никогда не могла бы назвать себя самой высокой женщиной. Проходя мимо, я подняла глаза и не могла понять, на что он уставился.