По праву сильного
Шрифт:
При виде нас с Рогнедой люди оживлялись, вскакивали. Крестьяне и работяги кланялись, вольные охотники лишь обозначали поклон. Гордые. Я шел, перекидываясь шутками со знакомыми, а чаще — абсолютно незнакомыми людьми. Разрослось мое войско. Права была Радомира — стоит удачливому вождю кинуть клич, и под его знамена соберутся все, кто готов сражаться за свою землю или богатую добычу.
Ветераны сидели дальше, под сенью кривых деревьев. Ушкуйники, контрабандисты, охотники за артефактами. Их оружие было другим: самодельные, но смертоносные магострелы с приваренными умельцами
— Добыча будет, ярл? — бросил седой ушкуйник, со шрамом через губу, щурясь на меня недобрым волчьим взглядом, — Или, как у родовых — одни дырки в шкуре?
Не помню его. Видимо из недавно примкнувших. Судя по шрамам и повадкам — вояка опытный. И борзый. Последнюю неделю таких волчар пришло под мои знамена немало. Эти, в отличие о местных-новобранцев, воюют не за идею, за хабар. Потому и вопросы задают не стесняясь. Для них все мои титулы и грамоты, жалованные Великим князем — пустой звук. Они со мной, пока со мной удача. Отвернись она от меня и эти ребята в лучшем случае сразу уйдут, в худшем воткнут нож в спину.
— Бери, что унесёшь, — ответил я, — Только у имперцев разрешение спроси. А то, вдруг, они против будут.
— Ха! — ощерился в щербатой улыбке разбойник, — С пиндосами мы с братишкой договоримся, — он ткнул коричневым, перекрученным как корень старого дерева пальцем в свой магострел, — Всегда договаривались и сейчас договоримся. Как дуван дуванить будем, ярл?
— Дуван еще взять надо, Щербатый, — прохрипел Стрежень, выныривая из темноты, — Не надоедай ярлу. Я же тебе говорил, по закону, как полагается, добычу поделим.
— Законы у всех свои. У нас свои, а у них, — он криво оскалился на нас с Рогнедой, — свои.
Я смотрел в его глаза — жёсткие, холодные как лёд. Конфликт перед боем хуже яда. Ушкуйники за Щербатым притихли, ждали. Рогнеда сжала рукоять магострела. Стрежень напрягся. Сейчас одна фраза решает всё.
— Закон один, Щербатый — бей эллинов, бери добычу, — сказал я, с ухмылкой глядя ему в глаза, — А дуван поделим, как братья, когда супостата одолеем. Золотые побрякушки, что звенят громче их храбрости, так и быть, для тебя от ватаманской доли отсыплю. Бабе своей на ожерелье унесешь! Баба-то есть? Или ты с братишкой живешь? — я кивнул на ухоженный, с любовью украшенный костяной резьбой магострел ушкуйника.
Разбойники загоготали, Щербатый, хлопнув себя по коленке, оскалился в усмешке, выдавив из горла сиплый смех. Напряжение спало. Рогнеда чуть расслабила руку. Стрежень сплюнул, хмыкнул. Я кивнул ему:
— Веди к своим.
Ватага шумела нам вслед, переключив свое внимание на Щербатого, в которого со всех сторон летели незамысловатые шутки о том, как и в каких позах
— Всеволод готов? — спросил я. Вылеченный баронетом и оправившийся после пыток родич Радомиры шел с нами проводником. Контрабандист знал путь через древний лабиринт подземелья, раскинувшего свои ходы под городом и его окрестностями. Без него вся наша авантюра обречена на провал.
— Готов, ярл, — ответил Стрежень, сплюнув, — Только вас ждем.
— Хорошо. Значит выдвигаемся. Рогнеда, Радомире скажи, что мы уходим, и возвращайся.
Девушка молча кивнула и, развернувшись на пятках, переходя на бег, поспешила к далекому перелеску, где обосновалась старя ведьма. Там же должны ждать нашей отмашки командиры групп. Мое присутствие среди них уже не требуется. Каждый знал, что и когда ему предстоит сделать.
— Силен ты, ярл. Княжну гоняешь, как простую девку, — то ли одобрительно, то ли осуждающе покачал головой разбойник.
— Больше шевелится — меньше думает, — буркнул я, — Присмотрите за ней, когда в бой пойдем. Боюсь, на рожон полезет.
— Не тащил бы ты ее с собой, ярл. Видишь же — не в себе девка.
Слышать слова сочувствия от Стрежня было неожиданно и удивительно. На мой изумленный взгляд он пожал плечами и виновато усмехнулся.
— Потому и тащу. Она воин. Такой же, как ты и я. Ей в себя поверить надо. А то вбила в голову черти что.
— Все равно, — мотнул кудлатой головой ватаман, — Не дело девкам воевать.
— Ты это Радомире скажи, — усмехнулся я.
— Хэк, — крякнул Стрежень и запустил пятерню в спутанные космы, — Пришли, ярл, — в голосе разбойника послышалось облегчение, — Вон Всеволод.
Нам навстречу пружинистой походкой шагал худой, болезненно бледный мужчина — родич княгини Вороновой еще не совсем оправился после пыток и не состоявшейся казни.
— Ярл, — он кивнул, как равный равному.
— Как себя чувствуешь? Справишься? — мне не понравилась мертвенная бледность мужчины, слишком многое от него зависело в этой операции.
— Нормально, — контрабандист улыбнулся, — Справлюсь. Спасибо господину баронету.
Да, Карл буквально вырвал Всеволода со всем семейством из цепкой хватки Мораны. Ничего, думаю, она не обиделась. А если и обиделась — плевать. И Юнг и Вороновы — мои люди. Потому Владычица Стужи со своими обидами может напрямую обращаться ко мне. Узнает, где я ее видел и куда идти.
— Тогда ждем княжну и выступаем, время не ждет, — и мы, втроем, не сговариваясь, посмотрели на восток, где над черной стеной тайги уже наливался светло-розовым светом край горизонта.
В подземелье воняло сыростью и гнилью. Стены, покрытые слизью и мхом, блестели под светом фонарей, что держали ватажники. Местами потолок осыпался, сапоги скользили по мокрому камню. Крысы с омерзительным писком шныряли под ногами. Огромные жирные многоножки выползали из трещин, и с влажными шлепками падали на пол, хрустя под подошвами. Снаружи была холодная промозглая ранняя весна, а здесь, под землёй, было тепло и душно. Пот тёк по спине, исподняя рубаха неприятно липла к телу.