По праву сильного
Шрифт:
Всеволод кивнул и повёл нас дальше. Постепенно ход начал сужаться и подниматься вверх. Древние кирпичи сменились более свежей кладкой. Эти коридоры явно были проложены гораздо позже основного подземелья. По всей видимости, уже хлыновцами. Наш проводник остановился у каменной плиты, за которой слышался гул — командные возгласы, торопливые шаги, треск магических щитов. Штаб эллинов был за стеной. Я прижал ухо к камню. Судя по суете и напряжению магического фона — нас ждут. Интересно откуда узнали? Основные силы не должны были атаковать вперед нас. Неужели что-то пошло не плану? Я кивнул Стрежню. Ватажники рассыпались, проверили заряды в магострелах и обереги. Рогнеда
— Никому тебя не отдам, — шепнул я. Она кивнула, уголок губ дрогнул, княжна, грустно улыбнувшись, мазнула теплыми губами мне по щеке. Я махнул рукой и Всеволод, нажав какой-то рычажок, сдвинул плиту, открывая лаз.
Мы ворвались в сухой подвал. Эллины стояли наготове — офицеры в бархатных мундирах с блестящими эполетами, воины с магострелами в руках, щиты тлели синевой, прикрывая замерших в напряжении имперцев. Нас ждали!
И все равно появление мощного отряда из подземелий застало их врасплох. Мой магобой рявкнул, пробивая щит и грудь их командира. Важный седовласый эллин в роскошном мундире, с удивлением глядя на меня стекленеющими глазами опустился на землю. Тут же выстрелила Рогнеда, усовершенствованное для пробития магических щитов «Жало» разорвало горло другому офицеру. Наши выстрелы стали сигналом для остальных. Ватажники открыли огонь, магострелы били точно, руны вспыхивали. Щиты эллинов трещали, отражая яростные атаки, но постепенно сдавались под нашим слаженным натиском.
Эллины ответили, залп магострелов раскалил воздух. Но мы двигались быстрей и слаженней. На моральном духе имперцев сказалась быстрая потеря командиров. А Стрежень уже ввязался в рукопашную схватку, выхватив из-за спины топор. — За Хлынов! — проревел ушкуйник
— За Хлынов! — поддержали его ватажники, яростно врубаясь в ряды растерявшихся под неистовым натиском имперцев.
Магия в такой собачьей свалке бесполезна, более того вредна и опасна. Боевая магия, вообще, инструмент тонкий, точечного воздействия, требующий определенных тактических знаний. Поэтому даже в полностью магических мирах армейцы предпочитают артефакты, а не иметь дела с, чаще всего, капризными, требующими к себе особых условий одаренными. Мидгард не исключение.
— Ушатааааа! Рагнарррр! — хриплые глотки орали боевые кличи, своей яростью выталкивая деморализованного врага наверх. Туда, откуда им в спину давили прибывающие подкрепления. Но нас было уже не остановить
Я видел, как Всеволод со злым оскалом расстрелял поднявшего руки худосочного эллина. Правильно. Сейчас не до пленных. С ними будем разбираться потом. Если кто-то выживет.
Рогнеда металась, как тень, каждый ее выстрел нес смерть. Я бил, держа голову холодной, Ушата будто стоял за плечом. Кровь брызгала в лицо, на одежду, на стены. Воинственные крики на чужом языке сменились обреченным воем умирающих людей. Щиты имперцев падали, солдаты гибли один за другим. Последний из них — молодой, с золотыми побрякушками-артефактами, попытался бежать, топча сапогами тела павших друзей. Но один из ватажников спокойно, как в тире, всадил ему болт в спину.
И вдруг наступила тишина. Только хрип умирающих и треск угасающих щитов. Я посмотрел на Рогнеду. Княжна дышала тяжело, но стояла прямо, и взгляд… Взгляд Валькирии снова почувствовавшей вкус жизни и упоение битвой. Жива! Цела и невредима! Ватажники, перешучиваясь, уже рылись в трупах, глаза горели алчностью. Стрежень хлопнул меня по плечу:
— Ушата бы гордился, ярл, — сказал он, ухмыляясь.
Я кивнул, чувствуя полыхающий в груди огонь.
— Хэй,
И всем было плевать на то, что у меня в руках не меч, а современный магострел. И про хабар, живущие с добычи ватажники, тут же забыли, заревев мне в ответ:
— Веди нас, ярл!!!
Душу словно окатило ледяной родниковой водой. Еще остававшиеся у меня сомнения пропали, смытые этой волной. Вятка… Нет! Хлынов будет наш! И только наш! А Шуйские… Посмотрим как вести себя будут… А то может и придется послужить воплощением проклятия Ушаты. Только вот они вроде союзники Ингвара. Ай, ерунда! Разберемся!
Глава 3
Два абсолютно бесстрашных ушкуйника, забравшись на шпиль управы, скинули оттуда имперский стяг с черным орлом и водрузили мое знамя. Над Хлыновым нервно затрепетало на ветру сине-алое полотнище с серебристым драконом, сжимающим меч. Подарок моих «наложниц». Девочки тайно вышивали его несколько ночей, торопились, чтобы успеть до похода к Вятке — сделать сюрприз своему «повелителю». Они, наверное, до сих пор гадают, почему от подарка у их могучего, непобедимого ярла, сквозь благодарную улыбку, на глазах выступили слезы. Стоя на крыше управы, я смотрел на дракона, и память, проклятая память, тащила меня назад, в другую жизнь.
Тогда меня звали граф Рей. Родовой стяг с графским гербом, вышитым любящими руками, реял над осажденным врагами замком. Внизу, под стенами, бесновалась вражеская армия, а горизонт застилала серая пелена дыма от сожженных городков и деревень графства. А рядом стояла Жанет — моя Жанет, такая хрупкая, с глазами, полными любви и ужаса. Она прижималась ко мне, дрожа, и шептала, чтобы я убил ее, если замок падет. Моя девочка знала, что ждет женщину в плену. И не спасут от ярости победителей ни происхождение, ни титул. Я обещал, глядя в глаза своего солнышка, где нежность смешалась с обреченностью загнанного охотниками зверька.
А потом пришли мои бароны, и я за ее страх и слезы утопил земли тех ублюдков в крови. Если бы не Жанет, я бы не успокоился, пока не оставил бы на месте выступивших против меня графств выжженную землю. И даже король со всей своей армией не смог бы меня остановить. А она смогла. Одним взглядом и словом.
Мы прожили с ней долгую, счастливую жизнь. Она умерла тихо, угасла от старости в окружении детей, внуков и правнуков. А я остался жить. Проклятие бессмертия — терять тех, кто дорог, и чувствовать, как сердце снова и снова рвется в клочья, выворачивая наизнанку саднящую болью утраты душу. К этой боли не привыкнуть, или надо перестать быть человеком.
Теперь, так же как тогда, над кровавой битвой реет знамя графов Реев, а рядом со мной дорогая мне женщина. Я взглянул на Рогнеду, сжимающую магострел, на ее бледное, забрызганное чужой кровью лицо и ожившие горящие глаза. Жанет была домашней, мягкой, доброй, как утренний свет. Рогнеда — воин. Валькирия, с твердой рукой и сталью в душе. Но они обе — часть меня. И я уже чувствую, что княжна станет еще одной раной на моей душе, которую не залечит никакое время.
Несмотря на потери и отсутствие командования, эллины сдаваться не собирались. Наоборот, их ветераны — матерые вояки, с глазами, как у голодных волков, подтягивались к зданию управы, где засел наш небольшой отряд. Судя по тому, как трещали наши щиты и грелись амулеты, где-то за спинами рядовых бойцов притаились маги. Надо заставить их проявить себя. В противном случае наша защита просядет, и нас играючи сомнут, задавив числом и выучкой.