По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

— Непонятная дружба.

— Да. Так вот, Мустафа изменил свои прежние показа­ния: адиюхцев он, оказывается, знает в лицо. И фамилии назвал: Хапито Гумжачев и Петр Черкашин. Кстати, вам Дыбагов сообщил о своем решении освободить Зизарахова?..

— Как освободить? — Жунид повернулся к Дараеву.— Что же это, Вадим? Надо идти к Колосунину...

— Колосунин знает,— прервал его Охтенко.— Видители, судьбой Мустафы интересовался секретарь обкома. Отец Зизарахова, знатный чабан, ездил в Краснодар,

просил за сына, ручался, что тот порвет с прошлым.

— Сомнительно...

— Я еще не все сказал,— остановил его Андрей Фо­мич.— Понимаете, Зизарахов предлагает нам свои услуги и помощь в розыске конокрадов.

— Как ему верить? Пьяница, опустившийся тип...

— Все это так,— вмешался Вадим Акимович,— но вспом­ни, Жунид, как он относился к Дзыбову. Он ведь буквально боготворил его. Смерть Газиза могла быть для него психоло­гической встряской... Ты ведь сам говорил, что в момент нерв­ного потрясения человек может измениться...

— И все-таки — рискованно. Надо хорошенько все обду­мать. Без нас этот вопрос, очевидно, не будут решать. Анд­рей Фомич?

— Конечно, нет. Вы ведете расследование — вам и кар­ты в руки... А все же подумайте — Зизарахова адиюхцы зна­ют, и его визит не вызвал бы их подозрений...

— Посмотрим,— сказал Жунид рассеянно.— Теперь — о помощниках, Андрей Фомич. Я сегодня буду просить Дыбагова как-то отметить помощь, которую оказал нам Аскер Чич. Поддержите меня, а? Может, именные часы ему или еще что- либо?..

— С удовольствием поддержу!

— Ну вот и хорошо. А сейчас, извините меня, товари­щи, я уйду: у меня страшно болит голова...

16. ПОХИТИТЕЛИ КАРАБАИРА

Поздним ноябрьским вечером Жунид и Вадим прибыли поездом в Баталпашинск. Вокзал был маленький, захудалый, городишко тоже весь облезлый и закопченный, как любой населенный пункт, расположенный вблизи от железнодорож­ных путей.

— В гостиницу? — спросил Вадим, когда они вышли из здания вокзала.

— Куда же еще? — буркнул Жунид и, подняв воротник пальто, зашагал через площадь.

Над городом тяжело и низко висели густые тучи, сыпал мелкий сырой снег.

Дараев шел молча и в который раз задавал себе один и тот же вопрос: что происходит с Жунидом? Со дня их воз­вращения из Краснодара его не узнать. Замкнулся на все засовы, молчит и без конца сосет папиросу Может, что-ни­будь дома? И Дараев решился-

— Слушай,— сказал он, когда они обогнули небольшой сквер с чахлыми, облепленными снегом кустами.— Мы — друзья или нет?

— Ну, друзья

— Так скажи, что с тобой? Перестань играть в молчанку!. Шукаев остановился, достал пустую пачку из-под папи­рос, поковырялся в ней и, смяв, отшвырнул в сторону.

— Ты прав. Но не

дави на меня..Это пройдет... Видишь ли., мы расстались с Зулетой. Удивляюсь, как тебе никто не сказал об этом в управлении.

— Значит, там знают?

— Еще бы. Ее любовника, жулика и проходимца, Женя Кондарев арестовал у меня на квартире. В общем — сплош­ная грязь..

— Извини... я не думал.

— Самое удивительное,— горько усмехнулся Жунид,— что мне стало ее жаль. И я, кажется, тоже виноват. Думал толь­ко о себе, о своей работе... Ну ладно, идем, холодно.

Гостиница громко именовалась «Золотой фазан». Над входом красовалась выцветшая вывеска с изображением ди­ковинной желтой птицы — не то гуся, не то совы,— должен­ствующей, как видно, оправдать название. Внутри было уныло и до ужаса провинциально В вестибюле и в коридорах за­стоялся специфический запах плохо отстиранного белья и кислой капусты, которой торговали тут же, в буфете.

Шукаев, оформляя номер, показал свое удостоверение и спросил, приезжал ли два дня назад некий Мустафа Зизара-хрв, и если да, то в какой комнате он остановился.

— В семнадцатой,— испуганно округлив глаза, ответи­ла женщина-администратор.— Его с утра нету. Сказал, что сегодня может не вернуться. Но деньги заплатил. Вот, пожа­луйста, пропуск...

Номер был под стать всему остальному. Две кровати с пружинными сетками напоминали гамаки: середина изрядно провисала Стенки фанерной тумбочки по краям расслоились от сырости. Настольная лампа не зажигалась, репродуктор хрипел. Но друзья так намаялись за день, что на подобные мелочи не обратили внимания.

— Я думаю, Мустафа отправился к Сахату,— с наслаж­дением вытягиваясь на жестком тюфяке, сказал Дараев.— А ты все возражал.

— Я и сейчас не очень-то ему верю. Собственно, обма­нывать нас ему нет расчета, и беспокоит меня не это.

— А что же?

— Напьется где-нибудь — и поминай, как звали. Зава­лит все дело.

— Авось выдержит... Знаешь, по-моему, он свою миссию воспринимает сейчас, как месть за Газиза.

— На это вся надежда,— сонным голосом отозвался Жунид.— Давай спать.

... Часа в два ночи в дверь постучали. Дараев открыл.

— Входи, входи, Мустафа... сейчас я зажгу свет и раз­бужу Жунида.

Свет в их комнате погас только перед рассветом.

* * *

Утром слегка подморозило. Дворники ходили по улицам с большими совками и ведрами и посыпали песком тротуары.

Наскоро перекусив в столовой напротив «Золотого фаза­на», следователи отправились к начальству Миновали вче­рашний скверик и вышли на прямую, вымощенную крупным булыжником улицу, где стояло двухэтажное кирпичное зда­ние управления милиции.