По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
Потом они переехали в Лабинск. Здесь, благодаря родственным связям жены, Ивасьян вступил в партию. Некоторое время работал в райотделении милиции, потом получил повышение и перешел в угрозыск.
О прошлом своего супруга и его нынешних преступных связях Клавдии Дорофеевне известно было далеко не все. Она знала только, что Шагбан Сапиев не из трудовых своих сбережений приносит им то продукты с базы, то отрезы на платье или костюмы. Догадывалась, что делается это не бескорыстно. Впрочем, мысли о возможной расплате ее не тревожили. Тигран Вартанович — начальник угро — и этим все сказано
Зато
Говорили, правда, что она быстро утешилась, найдя какого-то московского музыканта. Тот якобы увез ее с собой в столицу .
Борис делал вид, что внимательно слушает веселый щебет Зулеты, возившейся возле плиты, а сам с интересом поглядывал на полуоткрытый шифоньер, стоявший в углу комнаты. Из-под груды белья торчал край желтой кожаной кобуры...
— Не понравилась мне пьеса,— капризно скривила губы Зулета.— Ни за что душить человека... Да и как она могла полюбить такого? Страшный, черный...
— Обаяние, дорогая моя, обаяние,— глубокомысленно заметил Борис, поднахватавшийся верхушек городской культуры.— И потом, Шекспир... вне конкуренции. В одном ты, пожалуй, права: мужчина должен быть привлекателен и внешне...
Он подошел к шифоньеру и, чуть потянув на себя зеркальную дверцу, сделал вид, что рассматривает собственное отражение. Правая рука Бориса, скрытая от Зулеты дверью, юркнула в это время на полку с бельем. Расстегнув кобуру, он вытащил из нее пистолет и ловко сунул в карман пиджака.
— Красивый, нечего любоваться,— направилась к нему Зулета.
— Знаешь, что-то у меня усталый вид,— оторвался от зеркала Фандыров, закрывая шифоньер.
— Ха! Будешь усталый! Ты же не ложишься раньше двух вот уже который день. Как хочешь, а я завтра целый день просплю.
Он легонько ущипнул ее за тугой локоток и подошел к столу.
— Ну, скоро твое мясо будет готово? Я голоден, как волк..
— Все мужчины нетерпеливые,— сказала Зулета.
— Только мужья. Любовники умеют ждать...
Зулета нахмурилась. Она не любила, когда вещи назывались своими именами. Она еще не привыкла к своей новой роли. Связь с Борисом с одной стороны льстила ее самолюбию, помогала избавиться от скуки и одиночества, чего Зулета боялась больше всего на свете, а с другой,— вызывала угрызения совести. Все-таки это была ее первая измена Жуниду. А тут еще пьеса. Конечно, Жунид не Отелло, и он вернется еще не скоро, но все же мысль о его приезде и о возможном объяснении угнетала Зулету. Шила в мешке не утаишь. Соседи несколько раз видели Бориса. Кроме того, отдавшись на волю волн и находя своеобразную прелесть в той бездумной и не очень-то нравственной жизни, которую она вела, Зулета и не помышляла о полном разрыве с Жу-нидом. Может быть, она по-своему даже любила его. Но кто виноват, что он такой серьезный, такой правильный?.. Принципы, которым
— О чем загрустила? — спросил Борис, привлекая ее к себе.
Зулета высвободилась и поставила на стол миску с дымящейся бараниной.
— Все. Можно ужинать. Нет,— запротестовала она, увидев бутылку вина, которую он достал из кармана пальто.— Сегодня я не стану пить...
— Дала обет воздержания?
— Какой еще обет?
— Ну, зарок дала, слово.
— Просто не хочу.
Разговор у них сегодня не клеился. Борис все выспрашивал о Жуниде, о деле, которым он сейчас занимается. Зулета злилась — меньше всего сейчас она была расположена говорить о муже, а тем более — с Борисом...
Она почти не притронулась к еде и грызла орехи.
— Ты похожа на белку,— порозовев от выпитого вина, сказал Борис.— А зубы у тебя, по-моему, мелкие, как у грызуна.. Ну-ка покажи, ну покажи...
— Что я тебе, лошадь?! — не на шутку рассердилась Зулета и встала из-за стола. Настроение было вконец испорчено.
— Чего ты дуешься? — пожал плечами Борис.
В дверь громко постучали. Зулета изменилась в лице
— Спрячься за занавеску,— шепнула она Фандырову. Тот послушно скрылся в угол комнаты, отгороженный темной баракановой шторой. Там стояла супружеская кровать Шукаевых, тумбочка и маленькая этажерка с книгами Жунида.
Кого угодно, но только не Евгения Кондарева ожидала Зулета увидеть на пороге своей квартиры. Она не была с ним знакома, но в лицо его знала: как-то Жунид показал на улице
— Здравствуйте, разрешите войти? Кондарева сопровождали два милиционера
— По... пожалуйста,— растерялась Зулета.
Кондарев бегло оглядел комнату. Пальто Бориса висело в передней на вешалке. Стол накрыт на двоих.
— Мне очень жаль, Зулета Хасановна,— вежливо, но твердо сказал Кондарев,— миссия моя далеко не из приятных... Тем более, что я нахожусь в доме человека, которого очень уважаю...
— Что вы... хотите?..
— Я должен арестовать гражданина Фандырова...— ответил он и, не спрашивая разрешения, отдернул занавеску.
Фандыров сидел на кровати, закрыв лицо руками...
... Зулета, как во сне, вспоминала потом события того вечера. Кондарев и оба милиционера были очень вежливы, но от этого не становилось легче. Мучительные слезы стыда, запоздалого раскаяния и необъяснимой, не понятной ей самой обиды застилали ее глаза.
Зулету о чем-то расспрашивали, она машинально отвечала, подписывала протокол, а когда они все ушли и увели Борис-а,— долго рыдала, обливая слезами подушку...
И было отчего лить слезы. Все оказалось ненастоящим. Пока оформляли протокол,. Борис попытался сунуть под подушку похищенный пистолет. Жест этот не ускользнул от Кондарева. Он «хватил Фандырова за руку.
... И Зулета все поняла. Впервые за много дней она показалась самой себе ничтожной и жалкой.
Шукаев приехал в Краснодар на два дня. Нужно было доложить Дыбагову о состоянии расследования, посоветоваться относительно дальнейших действий, а заодно показать руку хирургу. Рана воспалилась и сильно болела.