По следам солнечного камня
Шрифт:
— Меня очень заинтересовал твой рассказ о танцах Индии! Ты так много о них знаешь… — Похвалил Айстис друга, в душе завидуя ему и желая сменить тему разговора.
— О! О танцах Индии можно говорить много, — посерьезнел всегда веселый Мегастен. — Я подружился с учителем танцев махараджи и, пока ты знакомился с факторией, кое-что узнал… Послушай, о чем он мне рассказал. Танцы людям подарил бог Шива через своего поверенного, небесного мудреца Бхарату. Не зря ему было дано такое имя! БХА — чувство, мимика; РА — мелодия; ТА — ритм. Вот это и есть главное в танце… От учителя я узнал, что индийцы верят, будто миром правят восемь чувств: любовь, веселье, печаль, смелость, злость, страх, отвращение, удивление, которые никуда не деваются, постоянно живут на земле, в воде, воздухе, предметах, ощущениях, поступках… Они распоряжаются жизнью предметов, людей, никогда не покидая нас, определяют прошлое,
Мегастен поднялся, отыскал старый сверток, перевязанный белой веревочкой, развязал ее, и перед Айстисом оказалось несколько листов, испещренных странными знаками и рисунками.
— Это учебник индийского танца, — сказал Мегастен. — Чтобы понять, о чем повествует индийский танец, нужно уметь читать письмо танцев. На этих листах дается объяснение каранов: сто восемь движений танца одного из трех главных божеств туземцев — Шивы. Подобно тому, как пчелы строят из воска соты, индийские танцоры из этих движений «лепят» свой танец. Караны, или движения, они подбирают в зависимости от того, о чем хотят сказать. Казалось бы, основных движений немного, однако из них можно вылепить несметное множество различных повествований! Караны напоминают недвижимые каменные глыбы, из которых сооружаются храмы. Кроме них, в индийском танце обязательно присутствуют и более мелкие знаки, обладающие постоянным значением: их показывают пальцами, поворотом головы, взлетом бровей… Учебник содержит свыше шестисот описаний таких движений. Они понятны не только танцорам, но и всем туземцам. Понимать их люди учатся с малых лет. Я видел людей, которые разговаривают между собой при помощи лишь этих знаков, без слов… Поэтому танец в этой стране стал более важным, чем письмо, которое не всем понятно.
Айстис слушал, не скрывая интереса.
— Знаешь, что еще мне сказал старый учитель? — продолжал Мегастен. — Музыка, по его словам, это дерево жизни, а танцы — его цветы… И еще, говорил он, голос народа — это повествование. Слышал ли ты, как мудрецы рассказывают легенды, сопровождая рассказ игрой на ситаре?
Не дожидаясь ответа, Мегастен стал декламировать на языке санскрит мелодичные стихи.
— Что это?
— По словам учителя, это — эпос [120] . Наподобие наших «Одиссеи» и «Илиады»…
120
Сохранились два произведения индийского эпоса — «Махабхарата» и «Рамаяна». Говорят, будто «Махабхарата», состоящая из 18 книг, содержащих более 100 тысяч двустрочий, создана легендарным поэтом Вьясом. Она повествует о борьбе за власть между двумя племенами Северной Индии — пандами и кауравами во II–I тысячелетиях до ноной эры. А «Рамаяна» (7 книг, 24 тысячи двустрочий), в которой рассказывается о приключениях царевича Рамы при освобождении жены Ситы из неволи демонов, будто бы написана поэтом Вальмики.
Произведения эпоса — не только описания борьбы или приключений, но и сборники эстетических и этических норм — имеют всемирное значение.
На следующее утро Моний пригласил к себе Айстиса и сказал:
— Я вынужден огорчить тебя, юноша. Мастера проверили состояние «Весты», и оказалось, что шторм нанес кораблю серьезные повреждения. Мы не справимся к тому сроку, когда подуют благоприятные ветры, несущие корабли в направлении Вечного города. А другого корабля нет.
Венициан, стоящий рядом, утвердительно покачивал головой.
— Целый год! — не сдержался Айстис. Он был в отчаянии.
— Что поделаешь… Шторм остается штормом. — Моний развел руками. — Придется переждать… Мы позаботимся, чтобы ты ни в чем не испытывал недостатка. Кажется, вы подружились с Мегастеном?
Мегастен обрадовался, что Моний сам сказал о задержке, хотел что-то добавить, но Айстис не дал ему даже вымолвить слово:
— Я не могу ждать так долго! Надо спешить домой! А если по суше?
Венициан ответил:
— Я моряк, поэтому у меня нет веры к суше. К ней я всегда отношусь с презрением. Однако если очень спешить, добраться до дому можно и по суше…
Айстис оживился:
— Это замечательно!
— Когда мы были в гостях у махараджи, я упомянул ему о тебе и выразил сожаление, что придется долго дожидаться корабля. В ответ на это он сказал, что ровно через месяц, если только звезды будут
121
Лояна — столица Древнего Китая.
— Газа? — Айстис содрогнулся от воспоминания о рынке рабов, однако выбора не было, не мог же он ждать здесь целый год!
— Караван идет по Шелковому пути [122] . Через горы, пустыни, совершает он в пути двести остановок. Если никто не препятствует, караван добирается до Газы за шесть месяцев, а если обстоятельства складываются неблагоприятно, путешествие длится и год, и три… Поступай, как считаешь нужным. Я на твоем месте переждал бы…
— Нет, нет! Я буду молить богов, чтобы они помогли мне отправиться в путь!
122
Шелковый путь — торговый путь из Китая к побережью Средиземного моря шел через современный Афганистан, Иран, Ирак, Сирию, Ливан.
— Ладно… Я скажу махарадже.
Айстис вышел с таким ощущением, будто у него выросли крылья. Наконец-то хоть какая-то ясность! Ему наскучило гулять по фактории, хотелось скорее в путь. Теперь не так уж долго ждать! Через несколько месяцев он окажется в Риме, оттуда пойдет на север… Как он стосковался по дому!
Приближался день отъезда. Айстис уже десятки раз приводил в порядок содержимое своей дорожной сумки. Стоило ему проснуться утром, как он начинал прислушиваться, не приближается ли кто-нибудь по набережной. Ему казалось, что он вот-вот увидит, как открывается дверь и вошедший произносит волшебное слово: «Пора!»
Мегастен все более мрачнел:
— Тебе хорошо! Пройдет месяц, другой, и ты окажешься дома, будешь рассказывать обо всем, что увидел и услышал. Рассказов хватит на всю жизнь! А я? В Александрии меня никто не ждет… Я намеревался открыть Академию танцев. Но чем глубже я вникаю в индийские танцы, тем мне становится яснее, что моя затея пустая! — Мегастен вздохнул и ненадолго задумался. Потом продолжал: — Хорошо, подготовлю танцоров, которые будут знать все позы, мудры, а кто будет смотреть эти танцы? Кто их поймет? Ведь у нас зритель совсем другой! Ему эти индийские расы будут казаться лишь странностями, экзотикой… Моя мама умерла, когда я еще учился. Весть о смерти отца доставила «Веста». Я остался один как перст… Признаюсь, друг, меня все больше и больше притягивает этот край. Мне кажется, будто здесь я нашел родину… Ты помнишь танцовщицу, которая очаровала нас во дворце махараджи? Ее имя Нирмала. Я снова увидел, как она танцует в храме бога Кришны, недалеко от фактории, и заговорил с ней. Нирмала с трехлетнего возраста танцует богу Кришне, как и ее родители. Они и их предки — танцоры Кришны. Я тебе, кажется, уже говорил, что в Индии каждый храм содержит несколько танцоров. Ведь богов нужно целый день веселить музыкой, песней и танцем! В Индии тысячи храмов, и в каждом — танцоры… Видимо, и я стану танцором, я уже изучаю искусство танца. Хочешь взглянуть, как мы танцуем? Этой ночью, когда взойдет луна, Нирмала будет учить меня новому танцу…
Ночью, когда над морем, равнинами и горами снова повис белесый круг луны, Мегастен тихо постучал в двери. Они вышли через ворота и повернули в горы. По узкой тропинке друзья поднялись на вершину небольшого холма, а затем спустились к морю. На самом краешке обрыва, на мысе, который выступал далеко в море, Айстис увидел стены, сложенные из каменных глыб. Их высота достигала десяти пядей, а ширина — шесть-семь. На вершине стены друг возле друга стояли и лежали огромные каменные слоны, тигры, волы…
Стены образовали правильный квадрат, посередине которого к черному небу поднимались две каменные островерхие башни. Конусы башен были похожи на ступеньки, на которых возвышались скульптуры, изображавшие мужчин и женщин. В лунном свете можно было разглядеть застывшие лица каменных людей, фигуры зверей и животных. Казалось, будто эти строения, сложенные из крупных блоков известняка, погрузившись в дремоту, прислушиваются к звукам волн, разбивающихся об их подножья, не обращая никакого внимания на уходящее время…