По странам рассеяния

Янковская Виктория Юрьевна

Парк-Форесталь

М. Надеждину

Печально оттого, что осень здесь в апреле. В листе кленовом утопают до колен, Уснувшие в шуршании аллеи… А в Кордильерах белоснежный плен. И то, что горизонт снегами здесь граничит И веет холодом в закатные часы, А в полдень — зной… От этого двуличья — Лишилась жизнь своей простой красы. Как зябнут хризантемы посреди газонов, Как будто их ноябрь прижал своей рукой — И в этой неурядице сезонов Душа моя утратила покой. Мне грезится цветенье диких абрикосов, Багульник видится в пригревах четких скал. И я совсем больна — больна большим вопросом: Ужели для меня Восток навек пропал? Сантьяго, 1954

Колибри

Два

мохнатых шмеля копошатся Только в цинниях плотно-махровых — Тяжелы их тела для петуний, Даже роза качнется от них… Две колибри-красавицы мчатся С легким присвистом мало-знакомым: Невесомые птички-колдуньи — Чисто южный особенный штрих! Взмахи крыльев ее, как пропеллер; Длинный клювик впивается в венчик, И петуния ей отдается, Замирая в порыве любви… Это гномичий крошечный веер — От невинности он беззастенчив… С легким присвистом кормится-вьется — Лишь нектар в ее теплой крови… Шангри-Ла, 1957

«Собираю опавшие листья…»

Е.М. Бартновской-Бринер

Собираю опавшие листья Всевозможнейших форм и цветов. О короткой зеленой их жизни Размышляю под шорох шагов. Широко разметались аллеи. Догорающий блеск и печаль… Ежегодно в истоках апреля Прихожу к тебе, Парк Форесталь! Чей-то шепот… Записывай строки… Шелест листьев ли? Голос ли мой? Есть в душе неизменные сроки С безудержным стремленьем домой… Разве были такие, что спали При цветенье акаций весной? Расставаясь потом не рыдали Под осенней октябрьской луной? И тоскует душа, как недужный: Журавли… анемоны… капель… Но здесь — осень, в Америке Южной, И чудит по-чилийски апрель. 1956

Необычайная поездка на юг Чили

I. В авто-лодке

Посвящаю Б.В. Кривош-Неманич

Лежу я в резиновой лодке На крыше красного форда — Себя ощущаю пилоткой, Ловящей в ветре аккорды. Лечу я в моторной кибитке, Как вихрь, поглощая просторы — Наверстываю с избытком Все то, что ворует город. Подсолнухи в золоте цвета Сияют в полях, как святые. По Южной Америке где-то Кочую потомком Батыя… Какие вокруг пейзажи! И ветер, поющий в лицо мне! И в дымке далекие кряжи, И тополи в блеске истомном. Копенки свежего сена, Ковбои в цветистых одеждах, Все это жизнь, а не сцена — На миг распахнула вежды… ……………………………. Эпоха — остригла мне крылья, Подбила меня, как птицу… И нужны большие усилия, Чтоб к лирике возвратиться… 1957

II. Llanquihue [5]

Сквозь тайгу продираясь упорно, Протянулись дороги, как струны. У подножья вулкана Осорно Бирюзой расплескалась Лагуна. Белоснежна вершина вулкана. Ярко-сини и небо и влага. Их властители — Арауканы — Окрестили «Затерянной Лаго». Средь тайги вековечной — наш лагерь. Всюду мхи и гиганты деревья. И бушует индейское Лаго И бормочет легенды-поверья. По уступам каскады несутся. Но покой первобытно-таежный. Дивна заросль малиновых фукций, И лианы в цветенье роскошны. Здесь возможно забыть и о мире — В олеандровой девственной чаще… Лишь бряцать на мифической лире — Просто жить, как дикарь настоящий! 1957

5

Яникуэ — «затерянное» по-араукански. Лаго — лагуна.

III. Лагуна Лахо

Стервятник над сосновым лесом Парит, высматривая жертву. За фордом пыль волной белесой. Летим, как вихрь, навстречу ветру. К орлам в объятия — в скалы! В кручи! А вспышки солнца, как зарницы… Застывшей лавы вал могучий Минувшее рисует в лицах… Исчезли даже кипарисы… Потоки

бесконечной лавы… Но снизу потянуло бризом: Прозрачное явилось — Лахо. Лагуна Лахо и Антуко [6] — Вулкан с серебряной вершиной. Стрелою пущенной из лука — Вдаль вьется путь на Аргентину. 1957

6

Название вулкана.

Перевал в Вальпарайзо

Беспредельны, как зыбь океана, Белоснежны от края до края, Предо мной разметались туманы, Как гравюры Мильтонова Рая. Горизонт окаймляют вершины, Выступающие островами, И несется в пространство машина, Окруженная явью, как снами… Вижу зелень — все будто весною. И сжимается сердце от боли: Мысль о Родине вечно со мною, На Чужбине живешь, как в неволе… Так о птицах, посаженных в клетки, И о тех, кто звенит кандалами, Распевают славяне нередко Завывающими голосами… 1956

Летопись

Наитягчайшее — врачует время. Печальное — туманит отдаленье. Но, вдруг, очнешься, вложишь ногу в стремя И — вдаль несет тебя сердцебиенье… Толпа и город глушат чувства эти. Кладешь свой труд в протянутые руки… И дни идут, затягивая сети, И нет себя, — и нет тоски и муки… Вы говорите — я люблю «толпиться»… Ну, коль, хотите — думайте, пожалуй… О том, что грезится и только снится Всего охотней расскажу я скалам. Когда шумит река и я над нею И солнце южное слепит и греет, А дали бесконечно зеленеют… Я уношусь в любимую Корею… Я там жила одна — десятилетья… Пройдет сезон наездов и охоты — И канешь ты в своей прекрасной Лете, Где ждет тебя твой лучший друг — Природа… Стояла фанза там в горах над речкой. Жила, как в сказке я, — неповторимо… Ту боль мою и время не излечит. Оно пройдет околицей и мимо. Ведь не замолкла и сейчас ТА речка? Остались ли развалины от дома? Об этом не имею и словечка… Разбито прошлое мгновенным громом. И разбросало вновь нас всех по свету. И редко глаз на глаз одна с Природой Я снова повторяю сказку эту И чувствую на краткий миг свободу… Чтоб боль убить — приходится «толпиться»: Давая — о себе ты забываешь. И прошлое все реже снится. И летопись свою ты не листаешь. Шагри-Ла, 3 февраля 1959

Волны

Море, как расплавленное олово, Пышет жаром и сверкает ослепительно Ветер рвет и волосы и голову, И швыряет нас то вверх, то вниз стремительно. Иногда маяк мелькнет заброшенный; Изредка корабль привидится на траверсе; Чаще мы одни, как гость непрошенный, Но, по-видимому, морю все же нравимся… Тайный груз везем мы частным образом, Как всегда, как все: надежды эмигрантские… Но волна поет все тем же голосом: Ведь волна же вовсе не американская… Волны — это странницы извечные. Их истории — сплошные путешествия… У людей есть станции конечные И обещано им Новое Пришествие. 1961. По дороге из Южной Америки в США

«Без искания Земли Другой…»

Расцветают купами гортензий Пышные густые облака… Мачты корабельные, как вензель, Как иероглифы издалека. Лучезарно-теплое дыханье. Козерог и Рак обняли нас. И хотя наш путь опять скитанье, Но оно похоже на Парнас… Беспечально-далеки, как боги, Мы от грешной суеты земли, Не подводим горькие итоги: Мы на корабле, как корабли… Дух плывет себе, качая тело, И бездумье светлое царит… О тяжелом думать надоело, А иное вряд ли предстоит!.. Там простерла Статуя Свободы Факел свой на Новом Берегу — Там — частицы всех земных народов Ту свободусвято берегут. Мы внесем и нашу лепту тоже. Дал бы Бог нам маленький покой: Век дожить спокойно-бестревожно, Без искания Земли Другой… Океан, 1961