По требованию герцога
Шрифт:
Она смотрела на него, ошеломленная, и ничего не могла сделать, кроме как стоять и краснеть.
— Кроме того, мы научили эльфа боксировать, когда ей было десять, помнишь? Я будто все еще чувствую синяк, который она оставила на моем подбородке.
Еще одно поддразнивающее подмигивание… но на этот раз бабочки улетели с нарастающим разочарованием. Даже после стольких дней, проведенных вместе в карете, Роберт все еще думал о ней как о девушке по соседству.
— Миранда теперь взрослая женщина, — мягко напомнил ему Себастьян.
—
О, она была готова расцеловать Себастьяна за это.
Его глаза встретились с ней, и ей показалось, что она увидела темное мерцание в их сапфировой глубине, которое заставило ее внезапно и необъяснимо нервничать… Ну, может, не целовать его…
— Я знаю, сколько ей лет, — заверил его Роберт.
— Я был на ее последнем дне рождения, когда ей исполнился двадцать один год. Ты тоже там был. Разве не помнишь?
Рот Себастьяна скривился.
Как и Миранды.
— Роберт прав. Я способна позаботиться о себе, — пробормотала она в ответ, хотя ее сердце колотилось от разочарования. Но она все еще была счастлива, наконец, провести сезон в Лондоне, и даже эта последняя неудача с Робертом не могла испортить ее настроения. — Не волнуйся, — ответила она Себастьяну с уверенной улыбкой.
— Я знаю, какая обувь мне нужна… и где именно ее найти.
Глаза Себастьяна на мгновение сузились, хотя она не могла сказать, от раздражения ли или от восхищения ее решимостью. Но у нее не было времени размышлять над этим, так как Элизабет Карлайл поцеловала в щеки обоих своих сыновей на прощание, заставила пообещать Роберта не сжигать дом, и лишь затем взяла Миранду за руку, чтобы вывести ее к ждущей карете.
Выскользнув из комнаты, Миранда бросила на Роберта обнадеживающий взгляд через плечо с самой яркой улыбкой, на которую была способна. Но он только кивнул ей на прощание, затем наконец вошел в комнату и плюхнулся на диван.
Ее живот сжался от поражения. Судьба ее ненавидела, вот и все. Вот поэтому она могла так легко разговаривать с Себастьяном на любые темы — очевидно, даже секретные, — а с Робертом даже на простой разговор была не способна. С Себастьяном Карлайлом из всех мужчин! Брат, на которого ей было наплевать… но в то же время тот, в котором она отчаянно нуждалась, если когда-нибудь надеялась покорить сердце Роберта.
Когда женщины уехали, Себастьян сел на один из широких подоконников и скрестил руки на груди, вытянув ноги перед собой. Он смотрел на своего брата, лежащего на диване, одна нога перекинута через край, а другая закинута через спину, напоминая полумертвого пьяного моряка.
Он не мог подавить свое любопытство.
— Итак, как прошла поездка?
— Мучительно, — простонал Роберт. Он открыл один глаз, как будто слишком устал, чтобы открыть оба, и покосился на него через всю комнату.
— Четыре дня женской болтовни и дорога, достаточно ухабистая, чтобы убить обе мои почки. Мне повезло, что я выжил.
Себастьян весело скривил губы. При других обстоятельствах он,
— Значит, Миранда хорошо справилась?
— Что и следовало ожидать. Мама просто обожает ее за то, что она сделала для нее после смерти отца. Они двое всю дорогу поддерживали непрерывный разговор.
Другой глаз открылся, и когда он приподнялся на локте, чтобы выразить свою точку зрения, он посмотрел на своего брата с выражением, где-то между жалостью к себе и раздражением. — Четыре дня болтовни о погоде, парижских портнихах и стихах Джона Мильтона».
— Ей нравится Мильтон? — спросил он, как ни странно пораженный этим.
Роберт закрыл оба глаза и плюхнулся на диван, закрыв лицо рукой.
— А кому-нибудь он нравится?
— Мне, например, — пробормотал Себастьян, слегка пожав плечами.
— Тогда в следующий раз можешь сам проделать весь путь из Линкольншира вместе с ними двумя, слушая, как они излагают множество уровней символизма и обсуждают, что для Мильтона важнее — индивидуальные или общественные влияния.
Он сделал паузу, а затем медленно повторил:
— Социальные влияния… Миранда действительно использовала именно эти слова и ожидала, что я выскажу свое мнение.
— А ты?
Он приоткрыл глаз и уставился на брата, как будто тот сошел с ума.
— Я понятия не имел, о чем она говорила.
Себастьян весело улыбнулся. Ему нравился Мильтон, но он был чертовски удивлен, что он нравился и Миранде.
— Ты ничему не научился в Оксфорде?
— Научился.
Он приподнял бровь.
— Как притворяться спящим в карете.
Что-то внутри его груди екнуло при ответе брата, и его улыбка исчезла.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты этого не делал. Не все четыре дня.
— Самосохранение, Себ. Если бы мне пришлось пережить еще один разговор между ней и мамой о достоинствах бельгийского кружева, я бы сошел с ума.
Неудивительно, что Миранда сделала храброе лицо, когда они прибыли. Она, должно быть, была убита горем из-за того, что Роберт не обратил на нее никакого внимания.
— Ей хотя бы было весело?
— Полагаю, что да.
Он снова закрыл глаза.
— Ее нос был прижат к окну на протяжении всей поездки.
Себастьян улыбнулся, представив Миранду, ведущую себя как ребенок в кондитерской. Но он предположил, что аналогия была подходящей. Для такой жизнерадостной и любознательной девушки, как она, Англия была соблазнительным десертом. Она никогда в жизни не выезжала из Линкольншира, и каждая миля, должно быть, была полна новыми достопримечательностями и радостями, о которых она только мечтала. Он прекрасно представлял себе истории, которые она будет рссказывать сиротам, когда вернется.