По требованию герцога
Шрифт:
— Я просто не могу с ним разговаривать.
Себастьян потянулся за виноградом в тарелке с фруктами, отводя при этом взгляд.
— У тебя нет такой проблемы со мной.
— Это потому, что ты не имеешь значения.
— Спасибо, — саркастически протянул он, кладя виноград в рот.
— Ты понимаешь, о чем я, — сказала она.
— Рядом с тобой я не нервничаю, потому что я не хочу произвести на тебя впечатление»
— Спасибо, — повторил он тем же саркастическим тоном.
Затем она рассмеялась над сардоническим выражением его лица,
— Мои извинения, — выдохнула она, подавляя смех.
— Просто ты… ну, ты герцог, так что мне не нужно производить на тебя хорошее впечатление.
Он молча приподнял бровь, позволяя ей загонять себя в дыру поглубже. Такими темпами она к ночи будет в Китае.
— Это не то, что я имела в виду! Я хотела сказать, что Роберт важнее тебя.
Ее рука в отчаянии поднялась ко рту, когда она поняла, что только что сказала. Судя по всему, она не могла нормально разговаривать ни с одним из мужчин Карлайлов.
— О, я не это имела в виду!
Со стоическим выражением лица он взял виноград с тарелки и быстро взглянул через ее плечо на лужайку, чтобы убедиться, что никто не обращает на них внимания. Затем он приподнялся и поднес виноград к ее губам.
— Открой, — приказал он.
Она заколебалась, подозрительно относясь к его внезапной милости. Затем она открыла рот, как он просил, и он положил виноград ей в рот.
— Так лучше, — пробормотал он, пока она ела виноград, не в состоянии сказать еще что-нибудь, чтобы закопать себя еще глубже. Увидев искорку веселья в его глазах, она разразилась новым приступом смеха, чуть не подавившись виноградом.
Он улыбнулся ей одной из своих прежних улыбок, когда он был молодым и беззаботным, до того, как он стал таким серьезным. Это было мило. Очень даже мило.
Она быстро съела виноград и ее смех утих.
— Себастьян, мне очень жаль, правда. Я совсем не это хотела сказать.
— Извинения приняты.
Он снова лег на одеяло, приняв позу, которая выглядела царской и непринужденной одновременно. Идеальная картина влиятельного джентльмена на досуге.
— Полагаю, мне следует называть тебя Трентом, когда мы в Лондоне, — подумала она, пораженная тем, как каждый дюйм его тела объявлял его герцогом, которым он был, даже когда он просто лежал на одеяле для пикника.
Его веселье угасло.
— Пожалуйста, не надо.
— Хорошо, — тихо согласилась она, но в этот мимолетный момент она почувствовала тяжесть титула на его плечах и знала, насколько он ценит те редкие моменты, когда ему не обязательно быть пэром. Как сейчас. Когда он мог быть просто Себастьяном.
— Но только когда мы одни, или, боюсь, твоя мать заставит меня запомнить больше отрывков из сочинения Дебретт, потому что подумает, что я не понимаю, кто такие пэры.
Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Неужели она это делает?
Миранда устало вздохнула, кивнула и потянулась за засахаренным ломтиком апельсина с фруктовой тарелки.
— Она хочет как лучше. Она думает, что
Не встречаясь с ним взглядом, она уставилась на апельсин, лениво отряхивая кончиками пальцев сахар, и мягко прокомментировала:
— Я не такая, знаешь.
— Какая? — мягко спросил он.
— Причиняющая неприятности.
Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он застыл. Она чувствовала это, ведь с момента их встречи в ночь маскарада она начала воспринимать его по-другому.
— Так что не стоит беспокоиться о том, что в этом сезоне я совершу что-нибудь скандальное и опозорю тебя. По крайней мере, не специально.
Она слабо улыбнулась дольке апельсина.
— Но, кажется, проблемы сами меня находят, верно?
Когда он ничего не сказал, его молчание подтвердило ее подозрения, она подняла глаза и встретилась с его серьезным взглядом.
— Возможно, я раньше была такой, — призналась она, — до того, как взяла на себя управление приютом, но теперь я не такая.
Точно так же, как она начала сомневаться, что Роберт когда-нибудь увидит ее такой, какая она есть, она также начала сомневаться в том же со стороны Себастьяна, несмотря на то, что она была в Лондоне уже две недели и до сих пор сумела избегать проблем.
— Но ты знаешь меня с детства, поэтому ты в курсе всех глупостей, которые я делала до того, как выросла. Я на десять лет моложе тебя, на пять Роберта и на четыре Куинна… Вы все были намного старше меня, и всякий раз, когда я был в Честнат-Хилл..
— Что было все время, — прервал он, улыбнувшись.
Она улыбнулась в ответ, она ничего не могла с собой поделать.
— Да, я полагаю.
Она глубоко вздохнула и снова переключила внимание на дольку апельсина.
— Когда я выросла, вас там уже не было — Итон, Оксфорд, Лондон. Но в твоих глазах я так и не выросла, не так ли? Для тебя я все та же неуклюжая и надоедливая девочка из соседнего дома, какой была всегда.
Она подняла глаза и заметила, как он наблюдает за ней, и по виновато задумчивому выражению его лица она поняла, что права.
— Я просто хочу помочь тете и дяде, сельским жителям, вашей семье… всем людям, которых я люблю. И поэтому я иногда пытаюсь прыгнуть выше своей головы.
Ее пальцы лениво теребили дольку апельсина, точно так же, как Роберт игрался с травинкой. — Знаешь, я не смогла помочь своим родителям. Я была слишком молода, когда они заболели лихорадкой. Врач даже не пустил меня в комнату, чтобы увидеть их, потому что боялся, что я тоже заболею.
Теперь она не смела смотреть на него, боясь того, что увидит на его лице… недоверие, раздражение, жалость. О, это было бы хуже всего! Потому что она говорила ему это не для того, чтобы вызвать жалость, она просто хотела, чтобы он ее понял. В конце концов, если она не сможет заставить Себастьяна видеть в ней компетентную, сильную женщину, как тогда Роберту это удастся?