По ту сторону пропасти
Шрифт:
– Я не! – мрачно буркнула Эльвира и высвободила руки. – Я в тебя не влюблена, если ты об этом, эгоистичный хмырь!
Григорий какое-то время потерянно таращился на неё, потом весело и облегчённо фыркнул и плюхнулся обратно в шезлонг.
– О, женщины, вам имя – вероломство, прав старина Шекспир… Вот уж от тебя не ожидал такой реакции! Ты что, не рада?.. Мы же договаривались когда-то, что скажем друг другу первыми, забыла?
Эльвира медленно опустилась в своё кресло. Глубоко вздохнула и подтянула ноги к подбородку. Это была её излюбленная поза,
– Наверное, рада… – она уткнулась лбом в колени и тяжко вздохнула. – Просто… неожиданно так. Просто… вот всё и закончилось, так ведь?
– Что закончилось? – удивился Григорий. – Что за вселенская скорбь?..
– Не знаю… – Она печально улыбнулась и зябко обхватила себя руками, хотя было очень тепло. – Наша юность, наверное, закончилась… Ведь мы оба так ждали, что наступит время, и кто-то из нас прибежит вот так к другому, с сияющими глазами, и скажет: «Я встретил! Свершилось!» и мы бросимся друг другу на шею от счастья.
– Что-то ты не очень-то на меня бросилась. Зато с ходу бросилась в депрессию!
Он помолчал немного и задумчиво добавил:
– Но я, кажется, понимаю, о чём ты…
– Ну, рано или поздно и до тебя бы дошло, жираф, – презрительно фыркнула Эля.
Они рассмеялись, но в смехе этом слышался отзвук печали.
Где-то над их головами в глубокой вечерней синеве чертил белую полосу самолёт, словно подводя итог их дружбе и закончившейся юности. К одному из них пришла Жизнь – новая, отдельная, своя. И второму оставалось только тихонько отойти в сторону. Дружба, конечно, останется, как останется общение и доверие, но первое место в жизни друга придётся уступить навсегда.
Так лёгкой птицей улетает в небеса Юность, и уверенной спокойной поступью приходит Зрелость.
Они помолчали ещё немного, и Эля вдруг словно встряхнулась.
– Прости меня, Гришка. Вот уж не думала, что окажусь такой сентиментальной дурой! – Глаза её азартно сверкнули, и в этой славной задорной девчонке Григорий, наконец, узнал свою весёлую подружку. – А теперь рассказывай всё по порядку, не упуская ни малейшей, даже самой малипусенькой детальки…
…– А ты уверен?.. – с сомнением протянула Эльвира, когда они укладывали шезлонги обратно под полиэтилен и забрасывали их сухими листьями. – Как-то не слишком всё это… обнадёживает. Всё, что ты знаешь – имя да фамилия. Даже не знаешь, где она живёт.
– Я знаю почти всё, Эля. Имя, фамилию, скорее всего дом, судя по тому, что она посмотрела на него, выходя из машины. Знаю, что работает во второй горбольнице. Знаю, в каком кафе пьёт кофе после работы, – он многозначительно улыбнулся и поднял указательный палец. – Это, вообще-то, самое главное. Так что найти её – ноль проблем. Но подход нужен романтический, поэтому кафе – это именно то, что надо.
Они отряхнулись от листьев и побрели по тропинке вверх в сгущающихся сумерках. На крутом подъёме говорить было трудно, поэтому Эля молчала до самого верха сопки. Но уже на вершине всё же не удержалась:
– Слушай,
В голове это как-то не укладывалось. Гришка, звезда курса, умный, красивый, роскошный – по нему сохли, наверное, десятки сокурсниц; да и среди элитной тусовки, где им тоже приходилось вращаться, на Гришку заглядывались не только девицы, но и некоторые их мамаши пускали откровенные слюнки! А тут – какая-то непонятная из второй городской больницы… на врача не тянет, судя по рассказу… как пить дать, медсестра!..
Это ж полная катастрофа…
Но Эля слишком хорошо знала Григория Геловани, чтобы сказать всё это вслух.
– Старше, – ответил Григорий спокойно и подал ей руку там, где нужно было обойти острый скальный выступ. – Навскидку – лет тридцать.
Эля невольно вздрогнула. Григорий заметил и рассмеялся.
– Элька, тридцать лет и двадцать пять – велика ли разница? Да вообще, неужели это так важно? Важно, что это – ОНА.
– Но как, как ты можешь быть так уверен! – Элькино возмущение всё-таки прорвало плотину, она резко повернулась, сбилась с дыхания и закашлялась. – Она… кха!.. даже телефон тебе не дала! Видно, сообразила всё… правильно… кха, кха!..
Григорий, весело ухмыляясь, похлопал её по спине. Силуэты корявых низеньких дубов медленно погружались в тёплые летние сумерки, и Эльвире даже показалось, что всё это сон, ирреальность. Не может Гришка влюбиться в медсестричку из второй городской!.. Из любой городской и не городской!..
– Слушай, Элька, – он положил ей руки на плечи. – Ты чего, опекаешь меня, что ли? Ты с моей мамой контракт, часом, никакой не подписывала? А то я ей тут, душу, понимаешь, изливаю, а через полчаса меня вызовут на ковёр в папин кабинет и начнут выпрямлять мозговые извилины!
Он рассмеялся и крепко обнял её. Эльке немедленно захотелось плакать, и она зажмурилась изо всех сил в его тёплое плечо.
– Я тебя кому попало не отдам, – глухо прошамкала она ему в подмышку. – Ишь, краля выискалась, телефона даже не дала! И кому!
– Богатенькому сынку, ты хочешь сказать, – Григорий мягко отстранил её и ласково убрал с глаз непокорные кудряшки. – Да ведь так оно и есть, милая моя Элька. И это понравилось мне в ней едва ли не больше всего… Я ведь и сам их терпеть не могу, богатеньких сыночков, ты-то знаешь. Ну, пошли, темнеет уже…
Кто угодно мог бы сейчас принять их за влюблённую парочку, неторопливо возвращающуюся с романтического свидания! Но как бы он ошибся!.. Элька ещё никогда не чувствовала себя так одиноко…
– Гриш, – робко позвала она уже у самой калитки, которая вела на задний двор её дома. – Они же тебя убьют, если узнают…
Григорий нахмурился, мечтательная лёгкая улыбка сползла с лица. Он положил руки на металлическую кованую ограду и тяжело вздохнул, будто разом постарел на полвека.
– Эля, я, слава Богу, уже взрослый, хоть пока и не слишком самостоятельный. До осени никто ничего не узнает.