По ту сторону тьмы

Болдт Р. С.

— Кого это я изменю?

Но она не отвечает мне прямо. Вместо этого она продолжает осматривать меня, как будто я — существо, прежде не виданное ею.

— Ты найдешь свою любовь, однако не поверишь в нее, пока не станет слишком поздно. — Ее глаза снова опускаются к картам, а брови образуют глубокую морщинку. — В конечном итоге может оказаться слишком поздно.

Ладно, это получается слишком жутко и совсем не так весело, как я думал.

— Звучит не слишком многообещающе, не думаете? — я заставляю себя рассмеяться. —

Ну, думаю, мне пора идти.

Ее взгляд приковывает меня к месту, заставляя застыть на месте.

— Ты должна осознать это, чтобы не упустить любовь, чтобы не упустить его. Ты нужна ему… а он нужен тебе.

Ее голос становится мягче, и она говорит низким, приглушенным тоном, как будто доверяет мне.

— Вы научите друг друга любить и доверять.

Мои нервы туго натягиваются от неловкости, вызванного тем, к чему все это ведет. Пытаясь отвлечься от странного настроения, я добавляю в свой тон юмора.

— За все эти хлопоты ему лучше бы быть отличным парнем.

Она внимательно изучает меня.

— Он один из лучших, но многие его недооценивают. Его легко отвергнуть, потому что он идет против всех.

Хм. Офицер Хендерсон — хороший парень, и он не раз раздражал свое начальство.

Как только эта мысль приходит в голову, мой желудок сжимается, словно восставая против мысли о том, чтобы влюбиться в него. Но почему?

Возможно, это пережитки того безумия, в котором я участвовала ранее с Бронсоном. Мне действительно нужно привести свои мысли в порядок.

Женщина снова переводит взгляд на карты, проводя пальцами по нарисованным на них фигурам.

— Вместе вы сумеете возродиться из тьмы.

По телу пробегает ледяной холодок, а волоски на руках встают дыбом.

— Ладно. Спасибо Вам.

Я вскакиваю на ноги и с такой силой задвигаю свой стул, что металл ударяется о стол.

— Ой, извините! Еще раз спасибо, но мне пора бежать. Хорошего дня! — мои слова вырываются из уст в торопливой манере, я чуть не спотыкаюсь о собственные ноги, пытаясь уйти и оставить расстояние между нами.

Святые угодники, это было жутко.

Я облегченно выдыхаю только после того, как покидаю рынок и оказываюсь на полпути к дому, а моя цель прикупить еще одну пастелитос давно забыта.

В голове продолжают крутиться мысли о старушке и о том, как она с таким интересом глядела на меня, — словно она знала какую-то тайну, которая никому не известен.

Еще долгое время после того, как я разложила продукты и приготовила ужин, одна фраза, сказанная старушкой, все еще цепляется за глубины моего сознания.

И только когда я ложусь в постель, я гадаю, случайно ли она выбрала эту фразу или каким-то образом почувствовала ту зловещую пелену, которая нависает надо мной.

«Вместе вы сумеете возродиться из тьмы».

Больше всего меня цепляет ее выбор слов. «Суметь»

не значит, что это произойдет.

Последнее указывает на поруку. А вот первое слово разжигает во мне неприятное чувство.

Поскольку это означает, что есть вероятность, что мы не возродимся.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

БРОНСОН

Последующая среда

Закрыв глаза, я с тихим вздохом прижимаю к ним основание ладоней. Сегодня я больше не смогу работать. Я заставил своих людей копать сведения и попытался сделать кое-что сам, но без толку.

Чтоб меня. Рыжая так сильно меня завела, что я не могу остановить проносящиеся в голове образы того, что произошло на рынке. Не могу перестать представлять, что она почувствует, если я засуну свой член в ее — пиздец какую — тугую киску.

Словно этого недостаточно, я нажимаю на кнопку мыши, чтобы открыть последние фотографии, сделанные во время слежки, которые есть у моих людей. Некоторые из них самые обыденные: она отправляется на работу либо вечером направляется к своей машине на стоянке участка. А вот другие, которые они запечатлели, заставляют меня наклониться поближе к компьютеру, а пальцы так и свербят провести по экрану, как долбанный психопат-преследователь.

Фотографии, отснятые через ее окна во время ее уборки дома, зачаровывают меня. Она одета в облегающие хлопковые шорты с низкой посадкой и футболку, завязанную узлом под грудями, а ее волосы убраны в свободный пучок на макушке. Когда женщина включает пылесос, ее соски упираются в хлопковую футболку, словно просясь на свободу. Мой член твердеет от одной мысли о том, как я припадаю своим ртом к ним.

Мои руки опускаются к джинсам, и я сжимаю свой член, который грозит прорваться сквозь ткань. Интересно, если пососать ее соски, она станет еще более мокрой, чем была на рынке? Господи, мой член сочится предэякулятом при воспоминании о том, как она, блядь, залила меня своими соками. Какой тугой была ее киска, когда я ввел в нее два пальца.

Я отталкиваюсь от стола, отчего колесики на стуле скрипят по деревянному полу. После быстрого взгляда, подтверждающего, что я запер дверь своего кабинета, отчаяние заставляет меня практически разорвать джинсы и опустить их настолько, чтобы вытащить член наружу.

Я сжимаю член в кулак и откидываю голову назад. Закрыв глаза, я представляю, как туго обхватывает мой член ее киска. Как она будет измазывать меня своими соками. Усиливая хватку, я сильно дергаю его и провожу большим пальцем по головке.

Я охренеть какой твердый, и предэякулят еще больше сочится на кончике, когда я представляю, как она склонится над моим столом, раздвинув свои ножки. Я провожу большим пальцем по толстой вене, идущей по всей длине моего члена, и боль, пульсирующая во мне, граничит с мучительной.