По ту сторону тьмы
Шрифт:
— Блядь, — выдыхаю я, касаясь ее кожи. Руками сжимаю ее попку, и она издает легкий стон, от которого мой член изнывает. — Скажи, рыжая. Если я проведу пальцем по твоей киске, она будет мокрой?
Я провожу кончиком языка по ее ключице, а затем продвигаюсь выше, чтобы провести зубами по мочке ее уха.
— Ну что, рыжая? Будет? — Я так возбужден, что мой голос звучит хрипло. Я дразню ее пальцами, проводя по полоске ткани, ведущей к тому месту, где, готов поспорить на деньги, она уже насквозь промокшая.
Ее грудь
— Почему бы тебе не выяснить это?
Без колебаний провожу пальцем по ее мокрым стрингам, прежде чем забраться под них и найти золотую жилу.
— Охренеть, — выдыхаю я. Она пиздец какая мокрая, что мой палец проскальзывает глубоко внутрь.
Все ее тело выгибается, и она инстинктивно двигает бедрами, пытаясь погрузить мой палец еще глубже. Я добавляю второй, и она издает пронзительный крик, ее кулаки грозят разорвать мою рубашку.
— Тебе нравится это, верно? Тебе нравится, когда я трахаю своими пальцами эту тугую киску? — Я ввожу и вывожу их в медленном ритме, отчего она хнычет.
Когда я откидываю голову, чтобы взглянуть на нее, при этом зрелище внутри у меня что-то переворачивается. Ее глаза закрыты, губы приоткрыты, она испускает прерывистые, неровные вздохи. Груди Джорджии прижимаются к ткани платья, а соски такие твердые, что практически умоляют о внимании.
При виде ее в таком состоянии со мной происходит что-то странное, даже несмотря на то, что она полностью одета.
Меня охватывает решимость, поэтому я отпускаю ее ноги, поддерживая ее, когда она покачивается. Ее глаза распахиваются от удивления и растерянности, прежде чем я опускаюсь на колени.
Проведя руками по нежной коже ее бедер, я задираю ее платье до талии. Как только я это делаю, то почти теряю способность дышать. От вида этих стрингов, прижимающихся к ее влажным половым губам, мой член становится тверже гранита.
Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что женщина наблюдает за мной.
— Мне нужно попробовать тебя на вкус.
Не отрывая взгляда от ее глаз, я просовываю пальцы под трусики и оттягиваю их в сторону, а затем опускаю свой рот к ней. Я запечатлеваю поцелуй на ней, затем провожу языком по ее киске, вбирая вкус. Она вздрагивает, по ее коже бегут мурашки, а ее пальцы сгибаются, цепляясь за ствол дерева.
— Не-а, — бормочу я, отстраняясь. Протянув руку, я жду, пока она с опаской вложит свою ладонь в мою. Затем я направляю ее к своей макушке и наблюдаю за тем, как ее осеняет. — Хочу чувствовать, как отчаянно ты жаждешь моего языка.
Пальцы Джорджии погружаются в мои волосы, а кожа у основания горла и ключиц окрашивается в насыщенный розовый цвет. Когда я наклоняю лицо и прижимаюсь ртом к ее киске, ее пальцы крепче сжимают мои волосы, что вызывает во мне молниеносный всплеск потребности.
Я набрасываюсь на нее, как изголодавшийся мужчина, просовывая язык так глубоко,
— О боже…, — произносит она, приглушенно застонав. Что-то в этом меня раздражает, и прежде чем я осознаю это, я поднимаю голову, отчего она мгновенно открывает глаза.
Мой тон требовательный и хриплый.
— Бронсон. Вот что ты должна говорить. — Я опускаю рот, но удерживаю ее взгляд и бормочу в ее киску. — Ты произносишь имя мужчины, чье лицо будет измазано в твоих соках.
Упрямство борется с похотью — это видно по ее лицу. Но когда я захватываю ее клитор между губами и посасываю, она выдыхает: «Бронсон», да так, что я чуть ли не кончаю в свои чертовы джинсы.
Я вознаграждаю ее каждый раз, когда она хнычет мое имя, трахая ее языком и лаская ее клитор, пока ее бедра не напрягаются по обе стороны от моей головы.
— Бронсон… ох, блядь… — Ее тело напрягается, прежде чем она вздрагивает и заливает мой язык. Она двигает бедрами, прижимаясь к моему рту, ее тело безмолвно умоляет о большем. Я стону, упиваясь ее влагой, что вызывает у нее еще одну волну содроганий.
Мои яйца напрягаются, член грозит вырваться из джинсов при мысли о том, как ее киска заливает мой член. Чертовщина… Я немного сдвигаюсь, чтобы ослабить давление джинсов, напрягаясь, и от этого легкого движения, от того, как ткань трется о член, я едва не кончаю в свои чертовы джинсы.
«Мать твою, соберись!».
Частично обмякнувшая Джорджия приваливается к дереву. Когда я наконец отрываю от нее губы, меня охватывает угрызение совести, потому что мне хочется большего. Что за хрень? Я никогда не чувствовал ничего подобного, когда заканчивал удовлетворять женщину.
До этой минуты.
Я сдвигаю ее трусики на место и выпрямляюсь. Она смотрит на меня взглядом, который я не в состоянии точно определить, ее глаза все еще затуманены и слегка прикрыты. Я замечаю несколько пятен на ее коже от моей бороды, и разрываюсь между угрызениями совести и собственнической гордостью за то, что пометил ее.
Последнее слишком опасно.
Когда ее внимание переключается на мой пах, мне приходится контролировать себя, потому что я так тверд, что это граничит с болью.
Джорджия прочищает горло.
— Похоже, тебе не помешает… помощь. — Ее тон кажется осторожным, но с легкой игривостью, а на щеках появляется румянец.
Моя инстинктивная реакция — сравнить ее с остальными. С их стороны никогда не было никакой нерешительности, не говоря уже об игривости — по крайней мере, искренней. Все происходило по принципу «услуга за услугу», и за их действиями всегда стояла какая-то мотивация.