По воле ведьмы

Блэр Анетт

— Раздери меня дра…

Эйден бросил на нее пристальный взгляд.

— Сгореть мне заживо в драконьем огне, пойдет? — поправилась Сторм.

— Давай вообще без драконов.

— Как же тогда тебе называть меня Снэпдрагон?

На губах Эйдена появилась дерзкая ухмылка.

— Я мужчина, ты женщина. Мужчине нравится, когда его дракон оказывается где-нибудь внутри женщины. Это слово дает визуальный образ, который заводит меня, мое эго и дракона. А это заставляет меня гордиться собой.

— Надо же, — Сторм покачала головой, — ты такой мелочный, что одно напоминание о твоей чувственной неотразимости вгоняет тебя в эйфорический кайф. Словно

получаешь дозу эндорфинов без шоколада.

— Даже лучше. Погоди-ка, ты считаешь, что я неотразимо чувственный? Хочешь тормознем и предадимся демонстрации по-быстренькому?

— Сейчас ни малейшего желания. К тому же тебе еще надо найти другое ругательство. Теперь, зная, что у тебя в трусах, я, конечно, понимаю твои проблемы с кровавой картинкой, которую рисует мое драконье изречение, но меня бесит до чертиков, когда ты выводишь меня из себя, а я не могу ответить по совести. А что, если я присвою ругательство Хармони? Чтоб подохли все хрустальные шары? Секундочку… О чем это мы? Ты говоришь, что твои предки — те самые Маккалуды из Фонда Макклауда? Да ты отвратительно богат, небритый мой леденец. Хорошее же у тебя прикрытие, жить не мешает. Кто бы мог подумать? А я давненько ничего о твоих родителях не слыхала. Кстати! Кочевой образ жизни ты унаследовал от них. Это, видимо, в генах. Ну надо же!

— Можешь мне поверить, мои родители и черепахи — как разные полюса. Если бы моей матери пришлось работать в казино, то она плясала бы на сцене, а не таскала подносы от столика к столику. Но кочевая жизнь — тут ты права. Эй, а я тебя не очень отвлекаю? Детские голоса в голове не появились?

Сторм ткнула его локтем.

— Где сейчас твои родители?

— Понятия не имею, но мы вполне уверены, что их нет на свете. Их самолет засветился на радаре где-то над джунглями в Перу, а через минуту его и след простыл. Поисковые бригады месяцами пытались их найти, пока не бросили эту безнадежную затею.

— А что случилось с фондом?

— Теперь он мой. Я продолжаю их дело.

— Без фанфар для публики?

Эйден кивнул:

— Так мне больше нравится.

— И где-то на большой земле стоит большое здание, в котором у тебя есть собственный большой кабинет с собственным рабочим столом?

— Уйма. Но ни за одним из этих столов я не сидел уже много лет.

— Скучаешь по родителям?

Он посмотрел на нее так, будто не верил собственным ушам, и Сторм заинтересовалась, о чем он думает.

— Марвеланна убеждена, что скучать по тому, чего никогда не имел, невозможно, — сказал наконец Эйден. — Ты говоришь, что это не так. Я где-то посередине.

— Довольно откровенно. — Сторм села ровнее. — Ура! Слышу ребенка.

— Одного?

— Ага. Твоего. Остановись на ближайшей стоянке, чтобы я пересела за руль.

— Если у меня и правда где-то там есть дочь, я не знаю, что с ней делать. Не знаю, как любить.

— Это не важно. Дети как никто умеют научить любви.

С выбранного места Сторм повела сама, прислушиваясь к звучавшему только у нее в голове голосу и мысленно принимая более четкие образы. Целые прилавки украшений. Футляры, кольца, браслеты, ожерелья. Морские животные, ракушки, черепахи. Очень много черепах из золота, серебра и меди. Чей-то образ, кто знал Эйдена.

— Думаю, ты испорчен так же, как я, — сказала Сторм. — Поэтому нам так хорошо вместе.

— С самой встречи, — согласился он. — Как думаешь, взаимное влечение имеет какое-то отношение к нашим недостаткам?

— Нет, тут дело в похоти и феромонах. Где-то внутри тебя, пирожочек,

есть целый отряд бешено сексуальных феромонов, которые так и лезут наружу. Мы на правильном пути, — добавила она. — Плач стал громким, я даже вижу…

Сердцу Эйдена предстояло серьезное испытание, и она ощутила мощную потребность в тихом заклинании:

«Бог Отец и Богиня Мать, Я прошу вас мне знак подать, Ради той, кого может спасти Лишь отец, не сбиваясь с пути. Храбрый сердцем и чистый душой, Он стремится найти покой И мечтает дом обрести С той, с кем крови одной по пути».

— Пожалуйста, — попросил Эйден, — скажи мне.

— Что?

— Что ты видишь. Ты в порядке?

— Образы четкие. Теперь вместо золотых, серебряных и медных кружков я вижу украшения морской тематики. Как это. — Она показала ему кулон в виде морского конька, найденный в автобусе. Тут же почувствовав с ним связь, Сторм уронила кулон, словно он обжег ей пальцы.

— Господи, Боже мой, — выдохнул Эйден.

Глава 35

Сердце Эйдена выпрыгивало из груди, как будто он бежал Бостонский марафон [48] .

— Что случилось? — спросила Сторм.

— Мы едем в Кейп-Мэй. Там жила и работала Клодетт. По собственным эскизам она создавала ювелирные украшения, которые и продавала в своем магазине. Назывался он «Драгоценности моря».

— Теперь я сама себя пугаю. Ты же не разыгрываешь меня, нет?

48

Бостонский марафон — один из старейших и престижнейших марафонских забегов в мире, старейший из проводящихся ежегодно.

— Хотел бы, черт возьми. Этот кулон сделала она.

Эйден почти успел попросить Сторм остановиться у ближайшего магазина, начинавшего целый ряд таких же, устроенных в викторианских домах, однако она свернула на парковку с другой стороны улицы и остановилась. Перед ними был магазин Клодетт.

— Ну вот, — сказала Сторм, кивнув на магазин.

«И никаких розыгрышей», — подумал Эйден. Не в силах сказать ни слова, он кивнул, вышел из автобуса и пересек улицу, подойдя к магазину. Всего однажды Клодетт показала ему свой магазин, но сразу повезла дальше, мимо дома своей матери. Хотя впустить его внутрь, чтобы их познакомить, отказалась. Она сказала, что ее мать признает лишь тех мужчин, на которых можно положиться в смысле стабильности и совместного пускания корней, поэтому не сможет ни понять, ни принять их отношения.

Тогда он уважал такую позицию. Сейчас — чувствовал себя дерьмом.

Викторианская же вывеска, гласившая «Драгоценности моря Клодетт Лэнгли», до сих пор висела над дверью, но магазин был пуст. Это не должно было казаться неожиданным, но Эйден был потрясен. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с доказательствами смерти Клодетт, теперь же он был вынужден встретиться с ними лицом к лицу. Она действительно умерла.

Он ее не любил. Она была не из тех, кого любят. Не такая, как… Сторм. Странная мысль. Однако Клодетт была замечательной партнершей и подружкой, когда не пыталась его перевоспитать.