По воле ведьмы
Шрифт:
— Ну вот, — сказала Сторм, глядя на надпись на обороте фотографии. — Это твой папа.
— Па. Па. — Малышка погладила его по щекам, потом хлопнула в ладоши. — Па!
Несмотря на очевидный шок, волна желания защитить этого ребенка заставила Эйдена прижать девочку к себе крепче. Он взглянул на мать Клодетт в поисках объяснения:
— Па?
— Мы учились на твоем фото, — рассказала Джинни. — Уже какое-то время Бекки умеет отличать тебя от других.
— Мне на минутку показалось, что она, как и Сторм, одаренная, — проговорил Эйден, — хотя ей ведь не больше… года,
— Говоришь, как настоящий отец, — заметила Сторм, и по лицу Джинни стало ясно, что ей понравились эти слова. Сторм повернулась к ней: — Что вы имели в виду, когда сказали «как раз вовремя»?
— Социальная служба считает, что я не в состоянии воспитывать Бекки, потому что прикована к креслу. Может, и так, но я не переживу, если потеряю ее. Завтра они придут, чтобы отправить ее в приемную семью.
— Нет! — воскликнули Эйден и Сторм хором.
Он посмотрел на часы:
— Начало первого. Хорошо. — До сих пор едва веря, что эта малышка — его дочь, он вернул ее Сторм и достал сотовый. — Я позвоню адвокатам фонда, чтобы начали вставлять палки в колеса этого плана. Если кормишь бедных и даешь приют бездомным, хочешь — не хочешь, приходится работать с соцслужбами. Если кто и знает, как работает система, то это наши адвокаты. — Он отошел на несколько шагов, чтобы позвонить, но во время разговора спросил у Джинни: — В свидетельстве о рождении Бекки указано мое имя?
— Нет, Клодетт была в коме, когда ей делали кесарево сечение. Тогда я еще не видела этой фотографии и ничего не знала. Меня так и подмывало отплатить тебе за все, но я не могла допустить ошибки, которую невозможно будет исправить.
Эйден встряхнулся, как будто это косвенное извинение давило, и спросил, прикрыв рукой телефон:
— Вы можете назвать мне имена соцработников, которые занимаются этим делом? Дать какие-нибудь номера телефонов?
Джинни послала Сторм в дом за записями.
Рассортировав бумажки по стопкам, миссис Лэнгли отдала Эйдену те, что он просил. Он продиктовал информацию адвокату, с которым разговаривал.
— Добейтесь отмены или отсрочки, что угодно, — сказал он напоследок и повесил трубку.
Два часа подряд он играл с дочерью, держал ее на руках, пока она спала, и внезапно обнаружил, что влюбился в эту малышку меньше, чем за день. А ведь даже не думал, что умеет любить. Обхохочешься.
Бекки спала, прижавшись щекой к его груди, и вдруг Эйден почувствовал, как по нему потекло что-то теплое. Он посмотрел на женщин и тихонько сказал:
— Сторм, Джинни, кажется, у меня мокрые штаны.
— Вот дела, — всполошилась миссис Лэнгли, — надо было сменить ей подгузник перед тем, как она уснула, но вы вдвоем казались очень занятыми друг другом.
— Нет, — запротестовала Сторм, — оставайтесь на месте, Джинни. Думаю, Эйдену пора учиться менять дочери подгузники. Пойдем, Папа Медведь.
Осторожно, чтобы не разбудить Бекки, Эйден встал и пошел за Сторм в детскую.
— Комната Бекки просто прелесть, — сказала она.
— Папа Бекки просто лужа, — отозвался он. — Мне ужасно не хочется будить ее, но… О, привет, Плюшка. — Бекки отстранилась,
Казалось, она вот-вот заплачет, как будто не узнала его, и это едва не разбило ему сердце. Он покачал малышку, широко улыбнулся и сказал:
— Па-па.
Эйден видел, как разгладились от узнавания детские черты, и Бекки застенчиво улыбнулась. О Господи, он пропал.
— Это пеленальный столик, — объявила Сторм, — а тут — салфетки и тальк.
— И что?
— И то: клади ее на столик на спину и стой перед ней, чтобы она не перевернулась и не скатилась.
— Готово. Дальше что?
— Сними грязный подгузник.
— Сильно грязный?
— Это будет сюрпризом. Не узнаешь, пока не снимешь. Хотя, если постараться, можно, конечно, учуять чудесный запашок.
Эйден наградил ее красноречивым взглядом.
— Ты от всего этого получаешь удовольствие, да?
— Кто? Я? Неужто мисс У-Тебя-Есть-Ребенок наконец-то смогла получить чуточку возмездия за мисс Ты-Спятила?
— Я понял, понял! Как мне вытащить ее из этого, чтобы добраться до подгузника?
— Сам знаешь, — ответила Сторм. — Как-то я видела, как ты разбирал антикварный подсвечник и снова собирал его. Делай с костюмчиком то же самое.
— Он на движущемся объекте.
Сторм прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Каждый раз, когда Эйден укладывал Бекки на спину, она мгновенно переворачивалась и вставала на четвереньки.
— Поговори с ней, — предложила Сторм, — расскажи какую-нибудь историю, чтобы она сосредоточилась на твоем лице и голосе.
— Давным-давно, моя дорогая Бекки, жила-была черепаха. — Эйден начал расстегивать кнопки на плечах, но Сторм указала на застежки между ножками. Он закатил глаза, расстегнул кнопки, в то время как Бекки опять пыталась перевернуться, затем аккуратно снова уложил ее на спину. — Глупая черепаха никогда не думала, что внутри ее панциря, а может, и в сердце, окажется достаточно места для семьи…
— Боже ты мой! Да не тяни ты подгузник! Отлепи липучки сбоку. Так точно ничего не вывалится.
— Но однажды это глупая черепаха влюбилась в прекрасную принцессу-фею… Чтоб я сдох! Кто ж может так вонять? Воняет-воняет-воняет!
Бекки захихикала и подняла ножки, будто ждала, что он ее вытрет.
— Ну и ну! — вырвалось у Сторм. — Твоя дочь готова сотрудничать, когда это действительно важно.
Эйден схватил целую горсть салфеток, и она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Однако он весьма тщательно вытер Бекки и даже почти не морщил нос.
— Если бы мне не были нужны твои инструкции, как надеть новый подгузник, — проговорил Эйден, — я бы вышвырнул тебя из комнаты сию же секунду. Так что знай, Картрайт: между нами сейчас — мой слабый рвотный рефлекс. Ничего больше.
С трудом сдерживаясь от смеха, Сторм протянула ему новый подгузник с рисунками.
— Эта хреновина плоская, — заметил Эйден, — а Бекки нет.
— А ты открой подгузник, как аккордеон, — посоветовала Сторм. — Картинки должны быть спереди. Когда они потускнеют или исчезнут совсем, подгузник снова надо будет менять.