По законам Преисподней
Шрифт:
Но эти двое вели себя так, словно только что вернулись из школы, где играли в имп-болл и подкладывали завучу кнопки; и я понимал, что узы, связывающие их, гораздо сильнее, чем они сами могут понять.
Мы спустились вниз, Марион сказала, что карета уже заложена; судя по ее лицу, добрая экономка не хотела, чтоб мы куда-то ехали, – а тем более, в такое опасное место, каким ей представлялся Обезглавленный храм.
Она даже пыталась пожаловаться леди Артанис, но баронесса не стала вмешиваться, понимая прекрасно,
– Ой, погодьте, – закричал Джоуи и опрометью бросила наверх.
Послышались шум, звон, вопли разбитого стекла и возмущенный говорок Оскара. Затем юный демон спустился вниз, в руках у него была большая корзина. Крышка ее выгибалась, пучилась, а со дна вязкими каплями стекала серая слизь.
– Что это? – удивилась девушка.
– Милая моя кузина, – отвечал Джоуи. – Я хорошо знаю, что крючкотворы – демоны весьма ограниченные. Только не обижайся; но вы не знаете ни историю, ни культуру, ни даже алеллопатию. Вот тебе и невдомек, девчонка, что в храм с пустой головой не ходят.
Он крякнул, раскрыл корзинку, и вынул оттуда розовую актинию, – которую, очевидно, вынул из кораллового аквариума Оскара.
– Сперва я хотел тебе дать обычную шляпку, – пояснил Джоуи. – Но потом вспомнил, что вормы таких не носят. Это потому, что у них волос нету, нам в школе рассказывали; и если ты притащишься в храм в своем болеро, то очень их оскорбишь.
Юный демон вынул актинию из корзины, и стал примериваться, как бы получше насадить ее на голову Френки.
– И тут я вспомнил, как четыре века назад в Святилище вормов прибыл претор Крабарий; а на голове у него такая вот и росла.
Актиния извернулась, и пребольно укусила Джоуи за указательный палец.
Дорога, ведущая в церковь, была усеяна черными лепестками роз; мы шли по ним, и казалось, будто шагаем мы по сгоревшему городу, и под ногами у нас шепчет о чем-то пепел.
Двери в храм стояли распахнутыми, и на них висели черные занавеси; тяжелые шторы, цвета обсидиана, закрывали пентаграмму окон. Посреди церкви, парил над мозаичным полом гроб, из проклятого гномьего дуба, и две руны медленно вращались вокруг него, – Прощения и Забвения.
Мы подошли ближе; на белом покрывале, сложив на груди шесть рук, лежал ворм. Как правило, лицам мертвых придают выражение покоя и безмятежности. Но черты Грегори искажала гримаса ненависти; я попытался вспомнить, каким он был, когда увидел его в первый раз, и не мог найти сходства.
Перемена, произошедшая с вормом, потрясла Джоуи. Он посмотрел на гроб, пробормотал что-то, и молча, едва ли на цыпочках, отошел в дальний угол.
– Не бойтесь, юноша, – раздался знакомый голос.
Мастер Браттак вышел из бокового предела.
– Как печально, – произнес он, склонившись над гробом. –
Джоуи молчал в нерешительности.
Его природное любопытство вступило в конфликт с нежеланием говорить о смерти. В конце концов, юный демон не выдержал и спросил:
– А как вы хороните своих мертвецов?
– Мы их не хороним, – отвечал мастер Браттак. – Мы предаем их огню. Это древняя традиция; многие вормы верят, что когда тело сжигают, душа умершего возвращается в лоно Солнца.
Он поцеловал амулет, висевший на его шее.
– Может, вы успели заметить, – что у нас не бывает преступлений. По нашим законам, ворм, который нарушил закон, – пусть даже речь идет о совсем небольшом проступке, – теряет право войти в объятия Солнца; его хоронят в земле, как поступают люди и кобольды.
– Мрачное, однако, место, – заметил Джоуи.
На его лице, обычно цветущем клумбой, теперь застыло угрюмое выражение. Внезапно юный демон остановился, и Франсуаз врезалась ему в спину.
– Патрон, – обратился ко мне Джоуи.
Он обошел девушку, словно фонарный столб.
– Мы с вами забыли о чем-то важном.
– О чем? – удивилась Франсуаз.
– Кузина, – рассудительно отвечал юный демон. – Это мужские дела. Я говорю со своим начальником, ментором и хорошим другом; а это тебя совершенно не касается.
И, повернувшись ко мне, он продолжал:
– Мы не подумали о том, что столь печальный ритуал мог произвести негативное воздействие на эмоциональную сферу чувств юной девушки.
– Чего? – удивилась Френки.
Она любит ученые слова, но не больше двух подряд.
– Нам надо развеять ее грусть, – пояснил Джоуи. – Одним словом, давно не ели; пошли куда-нибудь поедим.
Его предложение оказалось кстати; я вспомнил, что обещал девушке сводить ее в ресторан.
Френки взглянула на меня с подозрением. Наверное, она немного иначе представляла себе наш поход.
Для романтики нужна целая куча побрякушек; луна, прибитая к небу, вечернее платье, бриллиантовое колье, шампанское, стоящее на льду, словно мамонт, – и, конечно, цветы, которые завянут так же быстро, как и ваша любовь.
В эльфах романтики нет, даже не ищите.
Серые глаза Франсуаз сузились; она поняла, что я собираюсь выдать наш поход с Джоуи за долгожданный романтический вечер. Но девушка не успела ничего сказать. Юный демон выхватил из кармана серебряную монету, и швырнул об дорогу.
Такие динары выдают во многих тавернах.
Бросишь об землю, – и вновь вернешься в трактир; когда вы проголодаетесь, вам не придется два часа искать ресторанчик, в лабиринте похожих улиц, а потом уныло гадать, что за помои окажутся в вашем супе.