По законам Преисподней
Шрифт:
– А разве он не был ровней?
– У нас так зав’едено: мы сами по себе, а все прочие сами по себе. Нам чужого не надо, но и нас не трогайте. Это уже и так не годится, что вормы в вашем городе-то живут, а уж о том, чтобы в особняке у демона поселиться, тем более, такого аристократа, как лорд Лодочник, – и речи быть не должно. Неправильно все это, отсюда, из-за того, что мы правила нарушаем, и происходят все неправильности мира.
– Да вы философ, – усмехнулась Френки.
– Я не знаю, кем это вы меня обозвали, – с достоинством
Мы вновь зашагали вдоль площади. Вормы строили дома в глубине участков, и высокие тенистые яблони выглядывали на улицу поверх декоративных заборов.
– Смотрите, – сторож подвел нас к одному из них.
Ворм толкнул покосившуюся калитку, и мы вошли в небольшой садик.
– Мы здесь порядок наводим, сорняки убираем, – если оставить на одном-то участке, они к другим перекинутся. Деревья, вот, подрезаем, в том месяце стволы побелили, – ну так, по мелочи делаем. Еще подождем немного, и поделим землю между собой. Печальное, однако, зрелище.
И действительно, когда-то нарядный домик покосился, крыша провалилась, окна были небрежно заколочены корявыми досками.
– Здесь его родители жили; умерли они, четыре года назад. Ни братьев, ни сестер у Грегори не было, да и стариков своих он не навещал. Поди, и не знал, что они скончались. Да и не очень-то переживал из-за них… Вот и никто из наших не пришел, чтобы с ним проститься. Отрезанный он ломоть.
Ворм энергично кивнул головой, но сразу же призадумался.
– Хотя, – сторож нахмурил брови, – если быть справедливым, надо сказать, что он не так уж и долго прожил с родителями. Рано его в учение отдали, в город Преисподней. Здесь долго думать не пришлось, выбор на Грегори сразу пал, и он поехал учиться.
Ворм помедлил, подошел к высокой молодой яблоне, и вынул из кармана складную пилочку. Раскрыл ее, примерился пару раз, отпилил какую-то небольшую ветку, потом старательно смазал садовым варом.
– Правда, другие дети на каникулы приезжали. Почти все, как диплом получат, снова к нам возвращаются, в слободу. А даже если кто останется в городе, так все равно то и дело домой заглядывают, на ярмарку да на праздники, или просто так, и родители их навещают часто.
Сторож задумался, – видимо, вспоминая о своем собственном сыне.
– А Грег, как уехал в колледж, так и не помню, чтобы он вообще здесь хоть раз показывался. И стариков никогда не приглашал к себе. Наверное, маленький сперва был, вот и не позволяли ему домой ездить, а потом, когда вырос, видно, и он, и родители его как-то да поотвыкли. Ну не знаю, – не мое это дело, лезть в чужую жизнь.
Послышались разговоры, топот ног, и выйдя за калитку, мы увидели, как базарная площадь медленно заполняется вормами.
Они заметили нас, разговоры стихли, и настороженная толпа уставилась на нас сотнями глаз.
– Чем обязаны? –
– Не лезь поперед других, – оборвал его другой ворм.
Тот был повыше остальных, пошире в плечах и одет побогаче. Вышел вперед, развел все шесть рук и сказал:
– Милости просим, гости из города Преисподней, в слободу нашу, на вольный хутор. Я староста, и зовут меня Онуфрий. Пойдемте в дом мой, там у меня и кабинет рабочий, там гостей принимаю и дела веду. А вы, друзья мои, – обратился он к односельчанам, – расходитесь по домам, занимайтесь своими делами. Приход любезных гостей вас не касается.
Вормы постояли немного, тихо переговариваясь, потом разошлись, бросая на нас не слишком гостеприимные взгляды.
Мы направились к дому старосты.
Особняк почти не отличался от других, – такой же крепкий, ухоженный, свежая краска блестела на окнах и наличниках. Мы поднялись по небольшой лесенке, резная дверь открылась, и мы оказались в пустом, прохладном и полутемном коридоре.
– А вот направо мои, так сказать, хоромы, а налево кабинетик рабочий.
Мы прошли в просторную, не заставленную мебелью комнату, и уселись на крепких дубовых стульях.
– Итак, – староста выжидательно посмотрел на нас. – Думаю, ваши приезд связан с печальной смертью нашего друга, Грегори Джардниса.
– Это правда, – согласился я. – Прежде всего, позвольте принести наши соболезнования.
Франсуаз вынула из-за наруча ветку циаргуса, и зеленый бутон сразу раскрылся, белоснежными лепестками. Староста склонил голову в молитвенном жесте. Цветок загорелся, вспыхнул, и девушка держала его в руках, пока огонь не коснулся ее пальцев.
– Мы были на Вознесении, – сказал я. – И почему-то не видели никого из ваших.
Староста внимательно посмотрел на меня, а потом усмехнулся.
– А неужели сами не понимаете?
– Может, вы объясните?
Ворм поудобнее устроился в кресле – изогнулся гусеницей, и подпер голову нижней парой рук.
– Ну рассудите сами. Один из нас в кое-то веки выбрался на такой верх. Сами знаете, как в городе Преисподней относятся к вормам. Нас ставят на одну доску с полукровками, – хотя мы, вормы, подревнее будем, чем все эти демоны, некроманты и саламандеры.
Он хмуро посмотрел на Франсуаз, ожидая возражений, но девушка промолчала.
Френки не спорит.
Она просто срубает головы.
– Грегори был Подателем Скипетра, – продолжил свой рассказ староста слободы. – Это один из самых важных постов в городе Преисподней, – из тех, что открыты всем, а не только аристократьям. И что случилось, как только одному из нас повезло? Его убили, убили жестоко, в доме одного из верховных демонов. И мы подумали, стоит ли нам приходить на Вознесение? Видно, он прогневал кого-то. Глядишь, и нам всем достанется. Родители его умерли, друзей не было, вот мы и решили не приходить.