Победа. Том 1
Шрифт:
Как только генерал в сопровождении Воронова появился на улице, одна из "эмок" быстро подъехала вплотную к нему.
– Садись, - сказал Карпов, открывая заднюю дверь.
Воронов был уверен, что генерал сядет рядом с шофером, и попытался забраться на заднее сиденье вместе со своим чемоданом.
– Чемодан-то куда?– спросил генерал.– Возьми его к себе, - приказал он водителю-ефрейтору. Затем опустился на заднее сиденье рядом с Вороновым.– У тебя в командировочном предписании что написано?– спросил
Поскольку он произнес эти слова уже не приятельским, 8 суховато-служебным тоном, Воронов ответил ему так же официально:
– Я вам уже докладывал, товарищ генерал. Потсдам.
– Покажи.
Воронов достал предписание и протянул его генералу.
Карпов внимательно прочел документ и, возвращая его Воронову, сказал:
– Все верно. Значит, фотокорреспондент, - как бы про себя удовлетворенно добавил он.
Шофер, слегка обернувшись назад, спросил:
– Куда следуем, товарищ генерал?
– На объект, - коротко приказал Карпов. Он искоса посмотрел на Воронова, и улыбка снова появилась на его лице.
– Ну, майор, рассказывай, как воевал все эти годы?
Но Воронову было сейчас не до рассказов. По правде говоря, он несколько растерялся. Генерал явно имел отношение к цели его, Воронова, приезда сюда. Но какое именно? На какой "объект" они едут?
– Товарищ генерал, - робко спросил он, - куда же мне следует сейчас обращаться? Насколько я понял свое задание, мне...
Генерал предостерегающе поднял руку. Снова улыбнувшись, он повторил свой вопрос:
– Как жил эти годы? Расскажешь? Выдай сводку "От Советского Информбюро".
Воронов коротко перечислил должности, которые занимал, и фронты, на которых побывал.
– Плохая сводка, формальная, ничего из нее не поймешь, - недовольно пробурчал Карпов, - как в начале войны. Наши войска оставили населенный пункт "Н".
Пленный ефрейтор Отто Шварц заявил: "Гитлер капут".
Такие сводки печатают, когда дела ии к черту. У тебя, насколько я понимаю, все в порядке. Ну?– произнес Карпов уже иным, добродушным тоном.– Женился наконец? Нашел свою Марью?
"А ведь помнит!" - с восхищением и в то же время с грустью подумал Воронов. Более трех лет назад, в один из мрачных вечеров под Москвой, он рассказал комдиву, как случайно встретил девушку в кино, как они познакомились, а потом, месяца через три, она пришла к нему на Болотную. Тогда же Мария и Михаил решили пожениться.
Но так и не успели соединить свои судьбы. Воронов ушел в народное ополчение. Весь курс Марии - она училась в медицинском институте - подал заявление в военкомат и вскоре был отправлен на фронт.
– Нет, пока не нашел, - с благодарностью ответил Воронов.– Ее еще не демобилизовали.
При этом он счастливо улыбнулся: к его возвращению из Берлина Мария тоже должна была вернуться в Москву.
Потом, словно спохватившись, нетерпеливо спросил:
–
– Где я воевал?– переспросил Карпов, - И у Конева и у Жукова...
"А теперь?" - хотелось спросить Воронову. Он надеялся по ответу генерала хоть отчасти разобраться в том, что его волновало. Ведь Карпов наверняка занимал крупный пост в штабе советских оккупационных войск.
Воронов помнил Карпова моложавым, стройным, черноволосым полковником. Сколько раз он приходил к нему в покрытую тяжелыми пластами декабрьского снега дымвую землянку со свежим номером дивизионной газеты "В бой за Родину". Вместе с Карповым и другими работниками штаба и политотдела он однажды вел бой прямо на КП дивизии, когда все, независимо от должностей и званий, взяли в руки оружие и отражали натиск врага. Бок о бок с Вороновым сражался и его непосредственный начальник - комиссар дивизии Баканидзе, старый большевик, пошедший в роту, когда враг предпринял последнюю отчаянную попытку прорваться к Москве. Немцы были остановлены, но Баканидзе из роты не вернулся...
– Вы, товарищ генерал, нашего комиссара помните?– невольно спросил Воронов.
– Реваза?– тихо сказал Карпов. Это имя, видимо, сразу перенесло его в прошлое.– Таких людей, друг мой, не забывают.– И, не то спрашивая, не то утверждая, проговорил: - Ты знаешь, Миша, он ведь у товарища Сталина был.
– Баканидзе?!– с удивлением переспросил Воронов.
– Полковой комиссар Реваз Баканидзе. Он знал товарища Сталина еще с молодых лет. В Москве, когда наша дивизия грузилась в эшелон, побывал у него. В Кремле.
Сколько долгих часов Воронов провел тогда рядом с комиссаром, обсуждая планы дивизионной газеты и содержание ее ближайших номеров. В дивизии он вступил и члены партии. Баканидзе дал ему рекомендацию.
Перед тем самым боем два немецких танка с пехотой на броне прорвались в тыл дивизии. Впрочем, какой там тыл!
На пятачке в два-три квадратных километра расположились и КП, и штаб, и политотдел, и редакция.
Рядом с ним были тогда и Карпов и Баканидзе. Война сблизила этих людей, столь разных по возрасту, по виденному, испытанному и выстраданному в жизни. Их объединила горечь отступлений, их связывало горькое сознание, что над страной нависла смертная угроза.
Когда в редакции дивизионки принималась очередная сводка Совинформбюро - завтра ей предстояло появиться в газете - ив этой сводке страшным набатным колоколом звучали названия оставленных городов и новые направления - все ближе и ближе к Москве!– двадцатичетырехлетний старший политрук приходил в землянку к пятидесятишестилетнему полковому комиссару.
Если бы их разговоры касались только содержания газеты! Если бы не звучало в них недоуменно-горькое "почему?"! Почему отступаем? Почему у врага больше оружия? Почему, почему, почему?..