Победивший платит
Шрифт:
Она сидит, подперев щеку рукой, и смотрит на меня со спокойной прохладцей.
– Мне все равно, с кем мой муж делит подушку, но я не стану покорно терпеть, если он начнет подвергать свою жизнь опасности - неважно, из-за тебя или нет. Не ошибись, считая мою позицию шаткой. И эти слова - угрозой.
Еще одна улыбка, яркая и тонкая, как клинок солнечного луча, прорвавшегося сквозь тучи.
– И не вздумай сейчас убегать. Он, возможно, и обещал не искать тебя по свету, но я-то нет.
Даже так? Черт побери,
Упрямо, коротко склоняю голову.
– Вам нечем угрожать мне, леди, и нет причины опускаться до угроз.
– Она не может сделать мне ничего, а вот Иллуми не заслуживает тихой войны в собственном доме, разразившейся безо всякого повода. Лучше избежать силовой конфронтации с противником, чье положение куда крепче моего, или позиционная война будет длиться вечность. Поэтому смягчим тон: - Я и сам могу обещать вам, что не претендую ни на иное официальное положение внутри клана, ни на влияние на Иллуми, вследствие которого интересы вашей семьи будут ущемлены. Такая формулировка достаточно точна?
– Достаточно, - кивает леди Кинти.
– Взамен я не буду усложнять вам жизнь... и начну, пожалуй, с того, что открою дверь несчастному мужу, уже четверть часа ждущему возможности войти.
– Смешок звучит как прелестный серебряный колокольчик. Хрупкая, беззащитная женщина... с железной хваткой.
Что же, думаю я, глядя с самым безмятежным выражением лица на входящего Иллуми, обещание с меня взяли с запасом. Попытаюсь ли я отнять у него семейное время, затрону ли семейную репутацию - все послужит для его супруги законным предлогом открыть военные действия. Но собираюсь ли я претендовать на нечто большее, чем ни к чему не обязывающий приятный досуг?
– Ну как, открыт огонь и есть ли жертвы?
– шутит Иллуми, ставя на стол матовый высокий стакан с сахарным инеем по ободку.
– Мы не обсуждали ничего опаснее свадебных фейерверков, - отвечаю, не солгав ни единым словом. Но ощущение такое, словно я вышел из-под обстрела, и только сейчас, передохнув, начну подсчитывать, насколько велики потери.
Ревнив все-таки женский род, на одной планете или на другой - роли не играет. Дома так могла бы реагировать форская жена, застукавшая своего мужа с игривой горничной. Судя по всему, допустимые здесь вольности с подушкой не распространяются на соперничество с леди за планы, разум и интересы ее законного супруга. Хотя отдадим ей должное. Невообразимо сложно поверить в то, что душевное равновесие и благополучие гем-лорда Эйри для меня постепенно становится чем-то очень важным. Я и сам-то с трудом это понимаю.
***
Домой все трое возвращаемся в одной машине, улыбаясь друг другу до того благостно, что сводит скулы. День был долгий, и вымотал он всех преизрядно. Но все когда-нибудь кончается, и мы с Иллуми остаемся наедине.
Теперь можно бесстыдно предаться отложенной до вечера нежности, как другие предавались бы пороку. Она-то нам не возбраняется? Ходить по пустующим гостевым спальням, проверяя, в какое из окон вернее заглядывает закатное солнце; примерять свежекупленную одежду, превращая постылое занятие в откровенный стриптиз;
– Фантастика какая-то. У тебя репутация человека замкнутого, гордого и прагматичного. Я - злой, отчаянный и в принципе не умею быть мягким. А как мы себя ведем?
– вопрошаю я Иллуми, не шевелясь и не сдвигаясь ни на миллиметр в его объятиях.
– Как два влюбленных идиота, - дает он единственно правильный ответ.
Хм, точно.
– Одно нас оправдывает - что нашему, э-э, роману еще и недели не исполнилось.
– Больше, на самом деле, - негромко и доверительно поправляет он.
– Я давно понял, что у вас, барраярцев, очень странный метод ухаживания. А я его только подхватил.
– Ты еще скажи, я тебя соблазнил, - фыркаю.
– Совсем с ума сошел. Оба сошли.
– Я это первым сказал, нет?
– смеется Иллуми.
Помню: для посторонних наши отношения должны напоминать, самое большее, необязательный легкий флирт. Правильнее сохранять хоть немного автономии; жить порознь, захаживая друг к другу, принимать своих гостей, вставать каждому в то время, в какое удобно, не выслушивать взаимных претензий насчет беспорядка в ванной. И... не показывать всем и каждому, что я - приложение к Иллуми.
Но это потом, а пока мы лежим в его постели, без зазора прижавшись друг к другу, как две фигурки в паззле. И зачем я только потратил пол-вечера на выбор собственной комнаты, если в его в кровати уютнее?
Глава 17. Эрик.
Через пару дней Иллуми безапелляционным тоном объявляет, что не дело сидеть дома и ему пора показаться приятелям. И я к этой поездке прилагаюсь. Я пытаюсь было возражать, но он только уточняет, весело прищурясь:
– Ты, помнится, когда-то рвался в Дом Услад? Мы обычно встречаемся там и проводим уйму времени за беседой и любованием танцами.
Да, было дело. Вечность назад. Если тогда я получил решительный, чуть ли не грубый отказ от человека мне, в общем, постороннего, почему сейчас подобное предложение делает мне мой любовник? Настороженный, я отвечаю чуть суше, чем стоило бы: - В танцах я ни черта не смыслю, а к девочкам нам точно лучше ходить поодиночке.
– Не можешь же ты вечно быть в изоляции?
– мягко спрашивает Иллуми, словно не видя никакого дурного подтекста.
– Я не принуждаю, упаси боже. И девочки, - вдруг ухмыляясь, - там появляются не сразу.
Странно. Когда у нас дома заваливается развлекаться мужская компания, они быстро представляют новичков, моментально договариваются, будут ли в кабаке платить по кругу, и уже минут через пять начинается самое веселье.
– Как это?
Иллуми усмехается.
– Это целый ритуал. Сперва люди долго здороваются и интересуются делами - болтают, проще говоря; потом угощаются, и на этом этапе присматриваются к девушкам... потом, как правило, девушки поют или танцуют, или развлекают гостей приятной беседой... и вот потом парочки удаляются, чтобы пообщаться более интимно.