Побег из волчьей пасти

Greko

Обыденность, будни? Перебитые, полуоторванные руки и ноги, размозженные черепа, обезображенные лица… Куча мертвецов в ближайшей лощине, растущая с удручающей скоростью…

Эта картина довела меня практически до нервного истощения. Я двигался как автомат, стараясь не обращать внимания ни на что. Была бы возможность, закрыл бы глаза. Или выпил бы хлебного вина. Но бурдюк давно был пуст.

— Генерал Засс обманул черкесов, — закричал мне Эдмонд, вытирая рукой пот со лба. — Он отвлек их ложной атакой, выманил

с гор и из леса слева и теперь под прикрытием пушек гонит туда отару. Сильный арьергард прикроет движение колонн… Мне нужно вымыть руки.

Неужели он что-то понимает в происходящем внизу? Я мог видеть только боевое безумие черкесов. Многие из них, дождавшись перевязки, снова вооружались. Зажав кинжалы в зубах, они скатывались вниз по склону, чтобы добраться до ненавистных урусов.

— Я, конечно, не адвокат войны, но согласись: в этом есть какая-то поэтика упоения битвой! — весело произнес Спенсер, пока я поливал ему на руки из бурдюка. — Какие воины! Каков дух! Решительность! Мне сложно поверить, что им не хватит сил разгромить противника!

— Мне кажется, Эдмонд, им не хватает простой организации. Что за толпа варваров из Тевтобургского леса!

— О-ля-ля! Коста знаком с историей Древнего Рима! Но твой пример неудачен. Именно в том лесу древние германцы в шкурах разгромили хваленые римские центурии! «Вар, Вар, верни мне мои легионы!» Еще немного — и мы услышим: «Засс, Засс, верни мне мои полки!»

Он захохотал, как безумный, но мигом смолк. На гору, в наш лагерь, где земля уже стала скользкой от крови, несколько знакомых нам воинов из отряда Бейзруко втащили бурку с телом раненого. Им оказался сам молодой князь.

Глава 7

Последний рыцарь Кавказа

— Кладите его на козлы! — распорядился немедля Спенсер. — Коста, нам нужно что-то чистое на бинты. Быстро доставай бумажные ткани из тех, что на подарки.

Я бросился к нашим тюкам, быстро нашел рулон и принялся его разрывать на полосы. Поискал в толпе Молчуна.

— Водка!

Он кивнул и побежал вниз. Трупов казацких лошадей там хватало.

Бледный князь лежал, сцепив зубы. Его грудь пересекала широкая кровавая полоса. Когда мы оттерли кровь и убрали куски ткани от черкески и нательной рубашки, нам открылась глубокая борозда поперек груди.

— Картечь! — сделал вывод Спенсер. — Он боком стоял, вот пуля его и вспорола. Думаю, нужно срезать обожжённые ткани и наложить легкую повязку. Как он доберется до дома?

— Эдмонд! Промой водкой свой скальпель! Прошу тебя!

— У меня есть кое-что получше. Аква вит!

Он отошел к своему саквояжу и вытащил прибереженную склянку.

— Стоит ли спиртом промывать рану? — в сомнениях проговорил. — Нет, рисковать не будем. Я не уверен в действенности твоих способов.

— Сейчас Джанхот раздобудет водки. Протрем ей края

раны, но внутрь не полезем. У тебя есть, чем обработать саму рану?

— Кое-что найдется…

К нам подошел старый черкес-хаджи, которой «лечил» больных. На его пальце красовалась печатка со словами из Корана. Он макал ее в чернила и прикладывал к бумажке. Затем бросал бумажку с молитвой в чашку с водой и заставлял раненых ее выпить в несколько глотков. Ему все с почтением повиновались и оказывали знаки уважения и полного доверия.

— Такое лечение поможет разве что прочистить князю кишки, — хмыкнул Спенсер.

Черкес что-то «пролаял». Натан объяснил:

— Предлагает прижечь рану железом!

— Что ж, способ известный. Арабы его практикуют. Но мы придумаем кое-что получше, — англичанин протер спиртом свой ланцет и кивнул черкесам. — Держите его, чтобы не дернулся.

Он стал аккуратно срезать кусочки спекшейся кожи вдоль края раны. Я протирал их тряпкой, смоченной в доставленной снизу водке. Иногда она стекала в рану, но Бейзруко не издал ни звука, пока шла операция.

Спенсер посыпал рану каким-то порошком, прикрыл ее корпией и бинтами из материи.

— Оставим его так до утра, как ты советовал. А утром зашьём, если не будет нагноения.

Я перевел дух и отошел.

Кругом суетились черкесы. Группами по четыре человека они забирали мертвых и удалялись, уложив их на импровизированные носилки. Двое тащили, двое шли позади как подменная команда.

— Куда они? — спросил я Натана.

— Относят в аул родственникам. Так велит обычай.

— Но бой еще не окончен…

— Так велит обычай, — повторил Натан, пожав плечами.

«Интересно, — подумал я. — Если завтра сражение продолжится, кто будет воевать?»

Лекарей прибавилось. «Духовное» лечение дополнилось вполне традиционной медициной. Было видно, что эти ребята знали толк в полевой хирургии. Смело складывали раздробленные кости. Прочищали раны от осколков гибким прутиком, который обматывали сырцовым шелком. Вместо зонда использовали фитиль, вырезанный из бараньего курдюка. Орудуя грубыми инструментами, они проводили ампутации. В нынешних обстоятельствах даже такая помощь была кстати. Но крик стоял ужасный: они не отрезали целые суставы, но пилили кости. В основном, ноги.

— Ты заметил, Коста, сколько ран нижних конечностей, — Спенсер снова не удержался от комментариев. — Причем, не только от пуль, но и от скальных осколков. Русские артиллеристы берут нижнее упреждение и добиваются рикошетов. Страшная практика! Но русские всегда славились своей артиллерией. Уж французы-то знают!

Эта его привычка все и вся объяснять откровенно бесила. И я подозревал, что его слова предназначались не мне. Потом он занесет их в свой блокнот, чтобы использовать в своей будущей книге.