Побеждаю и сдаюсь
Шрифт:
— Спасибо, мам, — прошептал он и с удивлением увидел, что его пальцы дрожат. — Спасибо, что не встала на моём пути. Я бы очень расстроился, если бы понадобились более жёсткие меры.
Он закрыл глаза и глубоко выдохнул. Сегодня можно отдохнуть. Завтра надо будет закрыть вопрос с Отамой и отправляться в Шёлковый щит. Пришло время спасать Джайри. Ульвар чувствовал усиливающуюся тревогу при мысли о ней.
Наследник, а, вернее сказать, отныне король, пусть и не коронованный пока, вытащил из кармана письмо герцогини Ювины. В нём хранительница Южного щита в очень деликатных выражениях писала,
Вот только…
Это всё ни на что не повлияет. Неважно, виноват лорд Рандвальд или нет. Уж кто-кто, а Ульвар точно знает, что Альдо никакой не заговорщик. Ну и что с того?
Ульвар жалел Ювину — герцогиня была доброй и хорошей женщиной, лично ему не причинившей зла. Да и вообще вряд ли причинившей зло кому-либо. Насколько, конечно, власть герцога давала такие возможности. У принца вообще было доброе сердце способное сострадать… Но всё это не играло никакой роли.
Справедливость вообще понятие эфемерное. Ты хочешь есть, и кухарка режет сворачивает горло курице, которая и вовсе не мыслила когда-либо причинить тебе зло и просто грелась на солнышке и клевала зерно.
— Мир жесток и несправедлив, — прошептал Ульвар. — И порой для того, чтобы стать справедливейшим и добрым королём, сначала нужно пролить реки крови…
Но… Джайри. Сейчас это было важнее всего остального. Всё остальное — подождёт. Теперь — подождёт.
Кроме Отамы, конечно.
Они, наконец, уехали. И Отама вздохнула с облегчением.
Герцог Эйдэрд был очень добр к ней, но это не мешало девушке до дрожи бояться своего благодетеля. Невидящий взгляд, всегда суровое лицо, громадный рост и разворот плеч такой, какого она не могла даже вообразить до их встречи. Действительно — медведь, а не человек. И слова ласкового не скажет — молчун. И непонятно было, чего хочет, почему помогает. А когда непонятно, то страшно. И вот вроде ты должен быть благодарен за себя и за дочурку, и ты благодарен, но… Всё равно страшно.
Но если Эйдэрд был могуч и непонятен, но Чёрная королева…
Отама готова была пищать от страха каждый раз, когда желтоглазая королева обращала на неё свой холодный пристальный взгляд. Хорошо ещё, что королева не так уж часто видела девушку и её ребёнка. Как правило, она приезжала тогда, когда те уже спали.
Оставшись одна в пустующем особняке, Отама невольно перевела дыхание. В отличие от его хозяев, этот просторный, вместительный дом не внушал девушке никаких опасений. Мрачный, суровый — да. Но и простой, уютный, надёжный. Он напоминал ей руки любимого человека. Того самого, который их с дочкой в итоге предал.
Но ведь дом — не человек, предать не может?
Девушка была уверена в этом, пока не обнаружила обратного.
Вечером она покормила ребёнка, убаюкала и спустилась вниз, проверить — заперты ли двери. Обошла первый этаж, зашла на кухню, взяла немного вина, окорок и кусок хлеба. Уезжая, Эйдэрд разрешил ей пользоваться в особняке всем, а слугам велел относиться к нищенке как к госпоже. Но, когда она, заперев комнату и разложив еду на столике, подошла взглянуть,
Отама захлопала глазами, затем глупо принялась искать ребёнка по всей комнате. Сердце колотилось до шума в ушах. В комнате потеряшки, конечно, не оказалось.
Девушка выбежала, сбежала вниз, начала кричать, надеясь, что Астрелия отзовётся плачем. Но всё было напрасно. Отама пробежала во флигель, где спали слуги. Блэкхэм, седой и угрюмый дворник, выслушал плачущую девушку. И спокойной ночи наступил конец. Зажгли факелы, спустили собак…
Когда под утро принц Ульвар въехал в ворота, то увидел, что снег в саду перекопан, перетоптан, даже с нижних ветвей сумрачных елей стрясён. Он усмехнулся, спрыгнул с коня и прошёл внутрь особняка.
Отама, бедная, зарёванная, сидела на диванчике в холле, а рядом на корточках расположилась высоченная Гида, поившая несчастную мятным напитком.
— Что происходит? — дружелюбно обратил внимание слуг на себя Ульвар.
— Дитё её потерялося, — Гида обернулась.
Уголки её вечно унылого рта были направлены вниз.
— Оставь нас, — велел Ульвар жёстко.
Он не любил Медвежий щит и медведцев в целом ещё со времён, когда был наследником Эйдэрда. Гида поднялась и вышла, тяжело ступая большими ногами. Ульвар подошёл и погладил Отаму по светлым волосам. Девушка судорожно всхлипнула, схватилась за его руки. Подняла умоляющие серые глаза.
— В-вчера, — пролепетала она. — К-кт-то-то…
Снова опустила лицо, прижавшись к нему, как единственной надежде. Сердце принца стукнуло невпопад… Сейчас, когда он смотрел на склонённую перед ним русую макушку, Отама до сердечной боли напоминала Джайри. Но ведь Джайри никогда не плакала так отчаянно. Даже в детстве.
— Не бойся, — шепнул он ласково, — я найду твоего ребёнка. Ты успокоишься и всё расскажешь по порядку, не так ли?
Она судорожно кивнула.
— Сейчас ты меня не услышишь, но запомнишь мои слова. С Астрелией всё будет хорошо. Она найдётся, и я о ней позабочусь. Но и мне нужна будет твоя помощь, Отама. Ты же хорошая девочка, ты мне поможешь?
Серые глаза вновь обратились на него. С недоумением. Девушка была так жалка в эту минуту, что очарование момента рассеялось. Ульвар сел на корточки, спокойно и властно глядя ей в лицо.
— Мой очень хороший друг попал в большую беду. Одна очень-очень добрая девушка. Вы с ней внешне похожи. Ты мне иногда даже напоминаешь её. Я спасу твоего ребёнка, Отама. А ты поможешь мне спасти Джайри. Договорились?
Девушка захлопала глазами, не понимая.
— Ты поможешь мне, Отама?
— Д-да, в-ваше в-высочество…
— Можешь обращаться ко мне просто: «мой король», — хмыкнул Ульвар. Он не стал тратить время на сочувствие и сострадание. Стоит только пожалеть плачущую, и она растечётся в слезах. А ему сейчас нужна её максимальная сосредоточенность. — Джайри похитили. Да, как твою малышку. Только это взрослая девушка, поэтому её насильно взяли замуж. Это вопрос политики, и он тебя не касается.
Отама продолжала смотреть на него с тем же недоумением. А вот Джайри давно бы обо всём догадалась… По крайней мере, о том, чего от неё хотят. Хотя… скорее всего, обо всём.