Побеждаю и сдаюсь

Разумовская Анастасия

«Наверное, я и правда не справляюсь, — вдруг подумала Леолия. — Вся эта жестокость и человеческая подлость… За эти тридцать лет я так и не смогла к ней привыкнуть… Я не смогу смотреть, как Альдо отрубают голову. Даже будь он трижды виновен. Всё-таки Эйд берёг меня от всей этой грязи… Эйд…».

Утром, когда она сказала мужу, что всё-таки останется в Шуге, Медведь едва ли не на глазах постарел. Кивнул и ушёл варить кашу для Астреи. И как-то невольно Леолия представила, как бы он обрадовался, если бы…

«Оставшись,

я предаю его…» — в тысячный раз подумала она.

— Ты ещё молод, — заметила она. — Тебе будет тяжело…

— Мам, я — мужик, — хмыкнул Ульвар. — Мне двадцать четыре года, я водил медведцев в смертную атаку, и, клянусь, одну казнь я как-нибудь переживу. Ну или парочку.

Она обернулась и заглянула в его небесно-голубые глаза. «Он действительно совсем взрослый, — осознала неожиданно. — Просто бреется… Богиня, он уже бреется! И… он ростом едва ли уступает отцу… Нет, уступает, конечно, но…».

— Мам, — мягко заметил наследник, — я хочу, чтобы ты была королевой. Честно. Но позволь всю грязную работу делать мне, как раньше её делал отец. Я всё решу. С Советом щитов, с герцогиней Ювиной, со всем этим мутным, грязным делом. Это не та тяжесть, которую должна нести ты. По крайней мере, я не хочу этого. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Леолия нежно коснулась его щеки, вглядываясь в родное лицо младшего сына. Выдохнула и улыбнулась. Внезапно она приняла решение, но, приняв его, поняла, что хотела этого давно.

— Хорошо, — кивнула, — Спасибо. Только знаешь… Мы поступим иначе.

Она прошла к столу, опустилась в кресло и быстрым, размашистым почерком уверенно написала текст на гербовой бумаге. Расписалась. Затем капнула воском и приложила печать.

— Отец действительно нёс на себе всю грязь и тяжесть власти, — кивнула Ульвару, протягивая ему документ. — Это был его выбор, и ты знаешь, почему. Но от тебя я такой жертвы не приму. Кто рубит мечом, тот его и точит.

И улыбнулась, внезапно став такой юной и радостной, что её радость отразилась в глазах принца. А может это был свет солнца, вставшего, наконец, над садом.

Ульвар бегло просмотрел документ. С изумлением взглянул на мать.

— Ты отрекаешься от престола? — переспросил недоверчиво. — Почему?

— Ты стал совсем взрослым, — с нежностью заметила она. — Я даже не заметила, как ты вырос… Вы с Яром вполне способны управлять королевством. Береги брата, он — единственный, на кого здесь можно положиться. Прости, что оставляю тебя одного в такое время… Но время всегда — такое.

Леолия подошла, привстала на цыпочки. Принц наклонился, и королева нежно поцеловала его в лоб.

— А ты?

— Надеюсь, Эйд ещё не уехал… Он обещал мне показать великое озеро Эйс.

Ульвар обнял мать.

— Всё будет хорошо, —

шепнул ей. — Я справлюсь. Думаю, ты вполне заслужила отдых после тридцати лет тяжкого бремени власти. А пока посмотри великое озеро Эйс. Оно поразительно. Огромное, как море. Вода такая прозрачная, что видны камушки на дне, до которого никто не может добраться. И горы отражаются в неподвижной воде. Может показаться, что там такой же мир, как наш. Ты всегда можешь вернуться к власти, если захочешь.

— Не думаю, что захочу вернуться. Никогда не хотела королевской власти, знаешь ли… Но кто бы меня спрашивал?

— Я прослежу за Малой Берлогой, — пообещал Ульвар. — Она всегда будет готова к вашему визиту. И за Отамой с малышкой. А когда потеплеет, отправлю её к вам.

Леолия поморщилась.

— Мне кажется, эта девушка поедет с нами…

Сын удивлённо посмотрел на неё.

— По такой распутице? С младенцем? Мам, ну ты чего? Непременно по дороге с ребёнком что-нибудь случится. Оставьте её на меня. Если я её замуж не выдам, то пришлю через пару месяцев.

Королева хмыкнула.

— Ты прав. Прости, что взваливаю это всё на тебя. И да… Не обязательно же казнить… Можно, например, в бессрочное заключение… Впрочем, я устала обо всём этом думать.

Ульвар кивнул.

— Можно. Я разберусь.

Они ещё раз обнялись, и бывшая королева вышла из кабинета. Ей предстояло разослать письма об отречении оставшимся хранителям и успеть вернуться к мужу, пока тот не уехал… Королева сбежала вниз по лестнице, удивляясь непривычной лёгкости своего шага.

Леолия оказалась права: Эйд обрадовался. Судорожно прижал её к себе, как будто боялся потерять навсегда. И женщина ощутила такое давнее, такое забытое счастье, какого не помнила с того момента, как чайка от Ларана влетела в окно. И чувство вины: не донесла до конца иго правления.

— Знаешь, — призналась она мужу, когда они уже ехали в карете по Северной дороге, — где-то в глубине души мне кажется, что ты меня осуждаешь. Ты ведь всегда шёл до конца…

— Не всегда, — тихо ответил тот, — и часто, дойдя до конца, жалел, что дошёл. Иногда для того, чтобы сойти с пути, нужна мудрость большая, чем для того, чтобы продолжать путь.

Лео вздохнула и прижалась к нему, чувствуя себя снова семнадцатилетней.

* * *

Ульвар сидел на подоконнике и смотрел на отречение от престола, лежавшее на столе. Он так долго этого добивался! И сейчас, когда мать, наконец, сделала нужный шаг, ему не верилось, что всё вышло так просто. Хотя Уль знал: не просто. Очень непросто. Кажущаяся простота стала результатом многолетних интриг, грандиозных по дерзости шагов и тонкого расчёта, помноженного на превосходное знание близких людей.