Поцелованная богом

Озолс Агата

В один из дней телефон, который я, вопреки всякой логике, продолжала заряжать и носить в кармане, вдруг ожил. Я смотрела на экран и не верила глазам: Егор. Уже ничего не соображая, нажала на кнопку и прокричала:

— Забери меня отсюда!

Я кричала что-то еще, но напрасно — связь пропала бесследно. Оставалось только надеяться, что Рокотов меня услышал. Конечно, он услышал. Это значит, что он обязательно приедет и заберет меня.

Мысли о том, что я не одна, что Егор скоро появится, не давали пасть духом. А между тем, жизнь шла дальше. Человек такая скотина — ко всему привыкает. Вот и мы привыкли. К обстрелам и к скудной пище,

к нескончаемому потоку пациентов, к беженцам, ночующим прямо на голой земле, к комендантскому часу и мысли о том, что город сдадут.

Надо было эвакуировать госпиталь, но у нас не было транспорта. К тому же, местные врачи стали намекать, что нам, приезжим, лучше остаться в столице.

А потом появился Он. Вот так просто взял и вошел в больницу. И велел собираться. Восхитительное чувство, что за тебя все уже решили. И не нужно что-то придумывать. Просто пойти собрать вещи и делать то, что велит большой и сильный мужчина.

Но! Было одно большое НО. Мои пациенты. Я не могла забыть, что давала клятву, как не могла просто бросить этих несчастных. И случилось чудо: Боипело удалось найти транспорт. Вторым чудом было то, что Егор согласился помочь и проводить караван до безопасного места.

Если бы я только знала, что нам предстоит, плюнула бы и на клятву, и на долг, и на этих людей, которые как-то жили без моей помощи, глядишь, и дальше проживут.

И мы, как в приключенческом романе, спасаемся от погони, бежим через дикие джунгли. Но, вместо романтики, грязь, зудящее от укусов и грязи немытое тело, непроходимая дорога через лес, голод и страх. Страх, что даже эта, далекая от совершенства жизнь, может внезапно оборваться. И я смотрю на Рокотова и понимаю, что хочу быть с ним. Вдруг, это мой последний день? Вдруг, больше ничего и никогда не будет? И меня не будет? Как врач, понимаю, что это скорее физиология, чем чувство, ну и черт с ним. Пусть будет физиология. Я хочу этого мужчину. На себе, под собой, в себе. Я хочу любить его здесь и сейчас, потому что «потом» может и не быть.

Наша близость такая естественная, что мне кажется странным, как я жила без него. Неужели это была я? Глупость какая. Наверное, я уже не смогу без его губ, без сильных рук, без всего этого чуда по имени Егор Рокотов. Он всегда рядом, даже если я иду впереди отряда, а он замыкает. Он поддержит и поможет, подаст руку или понесет на руках, решет все проблемы и обязательно выйдет победителем. И я расслабляюсь, растворяюсь в его силе, греюсь в его уверенности, как кошка на печке в деревенском доме. Господи, помилуй, неужели это я?

Мужчина рядом, если он, конечно, мужчина, а не тряпка, расслабляет. И это, наверное, плохо. Жизнь приучала меня быть сильной и рассчитывать только на себя. Но Егор рядом, он пожимает мне руку, приносит чистую воду и, когда сил идти уже нет, молча, отбирает мой рюкзак и вешает его себе на плечо. Мне хочется немножко побыть слабой, и я малодушно позволяю себе такую роскошь.

Все меняется совершенно внезапно, в тот миг, когда Егор каким-то совершенно нечеловеческим, нереальным движением закрывает меня собой, убивает бандитов и выбегает из дома. На коленях ползу к дверному проему, игнорируя всхлипы Боипело. Я вижу Егора, навстречу ему бежит еще один боевик с автоматом. В ужасе зажимаю рот рукой, но не могу отвести глаз. Рокотов, издав какой-то звериный рык, решительно идет на бандита. И тот не выдерживает, бросает оружие и падает на колени, выкрикивая что-то. Егор резко выбрасывает руку вперед,

и поверженный враг падет. А потом происходит ужасное. Пару шагов к дому, и Рокотов, приложив руку к груди, опускается на землю.

Сначала я решила, что его ранили. Но минуты хватило, чтобы понять, что нож вошел в мягкие ткани. Рана неприятная, особенно в здешних условиях, но совершенно неопасная. Хватаю руку, нащупываю пульс. Черт, что происходит? Смотрю на его синеющие губы. Кажется, у Егора проблемы с сердцем. Женщина во мне не хочет уступать место врачу, ее трясет от страха за Рокотова, приходится прогонять эту эмоциональную дуру пинками. Потом, все потом: слезы, сопли, охи и вздохи. Глубоко вдыхаю воздух, задерживаю дыхание и резко выдыхаю. Повторяю еще пару раз. Успокаиваюсь и приступаю к осмотру пациента. О том, насколько мне дорог этот пациент, думать себе запрещаю. Боипело топчется рядом, он явно хочет помочь. Но мне не нужна его помощь, мне вообще никто сейчас не нужен. Похоже, я поняла, в чем дело и сейчас пробую договориться с сердцем любимого. Да, именно в эти минуты понимаю, что люблю. И сделаю все, чтобы он жил. Господи, помоги!

Егор приходит в себя, я отправляю Боипело на поиски хоть какого-нибудь лекарства, ведь с собой у меня ничего нет. Егор что-то говорит, задает вопросы, просит. Я обещаю. Все, что угодно, только живи. Замуж, дети, никакой работы. Да что там, я ноги тебе буду мыть, только живи. Живи и дыши.

Уже приехав в деревню, делаю несколько уколов, стабилизируя его состояние. Сижу рядом, смотрю, как он дышит. Оказывается, я даже не представляла раньше, какое это счастье, когда твой мужчина просто дышит. Вспоминаю наш безумный диалог, и сердце наполняется щемящей нежностью.

Рокотов приходит в себя и ни словом не упоминает о том, что произошло. Понимаю, что, скорее всего, это был просто….бред больного. Мало ли, что может наговорить человек с сердечным приступом. Поэтому, делаю вид, что того разговора между нами не было.

Мы едем дальше, и вот уже я знакомлюсь с сыном Африканца. И влюбляюсь в него сразу и, наверное, навсегда. Я тоже такого хочу. Маленького, спешного, любопытного. Почему всех есть, а у меня нет? Уговариваю себя, что все еще впереди.

За те два дня, что мы проводим в Хартуме, пытаюсь представить себе, как буду жить дальше. Я хочу быть с Рокотовым. Несколько раз он заводит разговор о будущем, но не о нашем с ним, а о моих рабочих планах. Что мне ему сказать?

Уже в Каире по дороге в аэропорт, мне звонят с работы. Сложный случай, нужна моя помощь, но нужно лететь в Сирию. Обещаю вылететь через день, убираю телефон. Егор берет меня за руку.

— Вылететь?

— Вылететь.

— И куда, можно спросить?

— В Сирию, на нашу базу, — отвечаю спокойно и продолжаю: — Не расстраивайся, Я быстро вернуть. Просто там случай такой, сложный. Я могу помочь.

— Лиза, а если я попрошу тебя никуда не лететь, как ты поступишь?

— Почему не лететь? — не понимаю его.

— Хотя бы потому, что это опасно.

— Егор, у меня такая работа.

— Работу можно поменять. И в Москве люди работают.

Я столько раз слышала эти слова, что у меня на них аллергия.

— Ты, правда, не понимаешь?

— А ты?

— А что я должна понимать?

— Ну, например, как буду чувствовать себя я, зная, что тебе угрожает опасность?

— Егор, пожалуйста, не начинай. Ты с самого начала знал, я не скрывала. Да, у меня такая работа. Уж ты-то должен это понимать.