Почти скандал

Эссекс Элизабет

В действительности Дэвид просто хотел, чтобы Салли находилась рядом, и в первую очередь именно поэтому определил ей место на шканцах.

Слегка нахмурившись, Салли взглянула на короб с сигнальными флагами, видимо прекрасно понимая, что он назначает ее на этот пост лишь из соображений большей безопасности.

– Мистер Коллиар, уверяю вас, – тихо проговорила она, – я сам способен о себе позаботиться. Я знаю…

– Послушайте, Кент… – Коллиар также понизил голос. – Вы не имеете ни малейшего представления о том, что нас ждет. В предстоящем сражении не поможет никакая осторожность и сноровка. Это

будет полнейший хаос, битва не на жизнь, а на смерть, два самых крупных флота мира будут просто уничтожать друг друга.

Дэвид заставил себя отвести взгляд от ее мальчишеского лица. Посмотрел на барометр, проверил состояние парусов, затем продолжил:

– Лишь судьбе решать, что произойдет сегодня. Кому жить, а кому умереть. И если вам так уж не терпится встретить смерть, то могу заверить, что ядро найдет вас на шканцах с той же легкостью, что и на мачте.

Однако на шканцах Салли окажется ближе к Дэвиду, который сможет выполнить то, о чем она просила ночью. Здесь он сумеет уберечь ее от врачебной помощи и, следовательно, от разоблачения.

Похоже, до нее дошло. Кивнув, она произнесла:

– Понятно, сэр.

После чего отправилась на назначенный пост и тотчас приступила к делу, принявшись читать первое сегодняшнее сообщение, передаваемое вдоль линии, образованной фрегатами и протянувшейся от неприятельского флота к британскому.

– Сообщение с флагмана, сэр, – доложила Салли и перечислила наименования флагов Джеллико, который записал их на грифельной доске.

Капитан Маколден вырос словно из-под земли.

– Что там, мистер Кент?

– Фрегатам присоединиться к флоту с северной стороны.

На некоторое время капитан погрузился в размышления, изучая расположение вражеских кораблей, вытянувшихся в длинную линию, поглядывая на медленное продвижение британского флота, после чего принял решение.

– Начнем готовить «Дерзкий» к бою после завтрака, мистер Коллиар. Но тихо и незаметно, двинувшись к месту объединения с эскадрой. Бортовые люки оставим пока закрытыми. Не нужно тревожить противника раньше времени.

Коллиар отдал необходимые приказы, и жизнь корабля потекла в соответствии с привычной рутиной. Однако для него самого каждая минута, каждый час тянулись невероятно долго.

Он знал свое место и свои обязанности. Он был ответствен за паруса, за маневрирование – с тем чтобы капитан Маколден и канониры могли разнести французов в щепки. Ему не приходилось думать ни о пушках, ни о боевой тактике. Он должен был смотреть за марсовыми и их работой. И его обязанности требовали предельной сосредоточенности, не оставляющей места для сомнений, так же как и для беспокойства о Салли и поисков ее фигурки в переплетениях оснастки.

Несмотря на вполне убедительные доводы, высказанные Салли, Дэвида все равно одолевали сомнения. Может, действительно не стоит оставлять ее на палубе? Может, ей все-таки будет лучше наверху?

Насколько он знал, французы предпочитали целиться повыше, чтобы лишить вражеский корабль мачт и, как следствие, маневренности. Но подобная тактика действенна в открытом море, в сражении между корветом и фрегатом, нынешняя же битва будет не похожа на все, что случалось когда-либо прежде.

Сегодняшний бой, согласно стратегии Нельсона, пройдет на предельном сближении,

и капитану каждого корабля придется действовать по собственному усмотрению, ведя огонь так, как он сочтет нужным. Здесь не будет четких линий и дистанций и обычного обмена залпами.

Дистанций не будет вообще, так же как и какой-либо безопасности, независимо от того, кто где находится. Каждый окажется под вражеским огнем. Это будет настоящая мясорубка.

– Ну что ж, мистер Коллиар… – Капитану явно не терпелось вступить в бой. – Постарайтесь выжать из наших парусов как можно большую скорость, чтобы побыстрее объединиться с флотом.

Взявшись за рупор, Коллиар стал отдавать приказы своим привычным ровным тоном, используемым каждый день: подчиненные должны полагаться на опыт и знания своих командиров и верить в то, что эти знания и опыт обязательно принесут победу.

Они легли на курс по румбу юг-юго-запад, но Коллиару пришлось несколько снизить скорость, чтобы не обогнать испанские и французские корабли и не дать им шанс повернуть обратно в Кадис. Но он даже обрадовался такой необходимости, поскольку это предоставляло возможность занять работой и себя, и экипаж, заполнив тем самым долгие часы ожидания.

Капитан это, конечно же, тоже понимал. Он прохаживался вдоль борта, посматривая на вражеский флот и наверняка обдумывая стратегию всех возможных сценариев боя, приходящих ему в голову. Время от времени он окидывал взглядом «Дерзкий», словно выискивая, что еще можно предпринять для надлежащей подготовки корабля к сражению.

– Сэр, – обратился к нему Коллиар. – Возможно, пора…

– Да, разумеется. Уже можно начинать готовить корабль к бою.

Коллиар повернулся к шкафуту и крикнул находящимся там матросам:

– Готовимся к бою, ребята.

По кораблю прокатилась волна возбуждения, поднимая экипаж, и все матросы, в особенности молодые, с каким-то мрачным усердием принялись за дело.

Корабль преобразовывался на глазах. От кормы до носа палуба освобождалась от всех предметов, за исключением пушек, бойницы по обоим бортам распахивались, впуская в подпалубное пространство солнечный свет. Легкие парусиновые переборки и прочие незакрепленные конструкции убирались и складывались наряду с мебелью и вещами как матросов, так и офицеров. Ту мебель, которую нельзя было перенести ниже ватерлинии, обычно размещали в шлюпках, но Коллиар предвидел, что те понадобятся для захвата выведенных из строя вражеских кораблей, и потому распорядился сложить все, что демонтировалось, как можно компактнее.

– Делайте то, что вам говорят, – отрезал он запыхавшимся стюардам, когда те попытались возразить. – Найдите, черт возьми, еще какое-нибудь место, если не хотите, чтобы все это полетело за борт. А шлюпки должны быть свободны.

Но вообще ему следовало быть более сдержанным и менее эмоциональным. Ведь это не первое сражение, в котором он участвовал, к тому же долг каждого офицера – подавать подчиненным пример уравновешенности и хладнокровия. Он уже давно научился употреблять ту смесь страха и эйфории, что в нем возникала, на пользу дела, превращая ее в подобие клинка, отсекающего все лишнее. Однако ему никогда не приходилось думать о ком-то еще, кроме себя. Он просто не позволял себе мысли о ком-то другом.