Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Шрифт:
— Он инженер по технике безопасности. Моя фамилия Лазаренко. Догадываюсь, что из-за вас я лишился номера.
— Из-за нас с сестрой.
— Вы с Мешковым друзья?
— Нет, мы познакомились на перроне, где он нас подобрал вместе с чемоданом.
— Подобрал?
Иллария отхлебнула глоток кофе:
— Чего нет в этом кофе, так это кофе… А потом в гостинице нам не дали номера, и Виктор Михайлович сказал, чтобы нас впихнули в его номер, а он будет жить вместе с вами.
— Трогательно, — сказал Лазаренко, — а все-таки, почему он отдал вам номер?
— Не
— Что-то я раньше этого не замечал.
— Вы ненаблюдательны: у него отзывчивое сердце и добрая, светлая душа!
— У Мешкова?! — переспросил Лазаренко.
— Да.
— Я это обязательно расскажу нашему управляющему, может быть, он повысит ему зарплату.
— И еще, — Иллария даже раскраснелась, — он человек высоких порывов!
— Остановитесь! — потребовал Лазаренко. — И ешьте, а то все остынет. Мешков действительно мужик компанейский и может помочь человеку, но вашим братом он в принципе не интересуется. Спокойно! — добавил Лазаренко, потому что Иллария вся будто напружинилась.
— Что значит «спокойно»? — гневно повторила Иллария. — Вы что, считаете, что я могла… Что мне пришло…
— Могло и прийти, почему бы нет. Вы так вдохновенно про него говорите.
— Да как вы смеете? Это неслыханно!
Иллария резко встала и направилась к выходу.
— Вы же не доели свой завтрак! — крикнул ей вдогонку Лазаренко, но Иллария уже ушла.
Иллария вышла из буфета и остановилась в коридоре, прислонившись к стене. Неожиданные слова Лазаренко произвели на нее сильнейшее впечатление.
Какой-то мужчина — он направлялся в буфет — заметил Илларию и озабоченно спросил:
— Вам плохо?
— Нет, мне непонятно…
— Что? — переспросил мужчина.
— Может ли такое со мной случиться, и тем более за один день?
Мужчина шарахнулся от Илларии и исчез в буфете. Иллария оторвалась от стены и двинулась по коридору. Она закрыла глаза и шла слегка пошатываясь. Мысли у нее заплетались, ноги тоже. Она медленно шла и шла по длинному коридору, как вдруг натолкнулась на кого-то. И этот «кто-то» была ее родная сестра Таисия Павловна.
— Ты что, рехнулась? Ты зачем ходишь с закрытыми глазами?
— Чтобы отключиться от внешних раздражителей, — искренне объяснила Иллария, — и разобраться в своих чувствах и ощущениях.
— Разбираться некогда. Я нашла гениальный мотив. Может быть, он вырастет в картину. Пошли посмотришь!
— Пошли!
— Только не вздумай закрывать глаза, споткнешься и упадешь!
— Хорошо. Я буду думать с открытыми глазами, — пообещала Иллария.
Вскоре они уже шли по улице. Таисия Павловна несла этюдник и картонку. Иллария — зонтик и складной стул. Таисия вышагивала впереди.
— Я просто счастлива. Приехать и сразу напасть на мотив!
Они взобрались на холм, и отсюда на самом деле открывался такой захватывающий вид, что Иллария на какое-то время забыла про все свои
— Ну? — торжествующе воскликнула сестра, и Иллария отозвалась:
— Колоссально! Просто неслыханная красота!
Вскоре на том самом месте, где художница прежде воткнула в землю палку, уже стоял треногий этюдник. Над ним возвышался холщовый зонт. На этюднике держателями была укреплена картонка, и на этой картонке быстрый уголь Таисии успел начертить изгиб реки, и контуры пристани, и чередование домишек на крутом берегу. Таисия отставила уголь и тоненькой кисточкой маленькими, звонкими мазками взяла тон неба и тон земли на другом берегу реки…
Таисия Павловна работала стоя, а Иллария сидела неподалеку на складном стульчике и задумчиво глядела в пространство.
— Иля! — вдруг спохватилась Таисия. — Мы забыли дать телеграмму!
— Да, да, — согласилась Иллария. — Я пойду поищу почту…
Иллария покорно встала, намереваясь уходить, но сестра задержала ее:
— Слушай, в отношении этого, как его, Виктора Михайловича… Я вчера усталая была, с дороги, ну, конечно, он симпатичный, столько для нас сделал…
— Нет! — горячо возразила Иллария. — Он малопривлекательный и вообще мрачный тип! — И ушла на почту.
Иллария отыскала почту, поднялась по ступенькам, толкнула дверь, на которой висело объявление «Осторожно, окрашено», бочком протиснулась внутрь, подошла к окошку, чтобы взять телеграфный бланк, внезапно возле окошка увидела Мешкова и от этой внезапности, от того, что опять он здесь, на ее пути, застыла на месте как истукан.
Мешков почувствовал на себе взгляд, обернулся и обнаружил Илларию:
— Вы как здесь очутились?
Иллария молчала.
— Телеграмму мужу, чтобы не волновался? — продолжал Мешков.
Иллария по-прежнему не произнесла ни звука.
— Вы что, воды в рот набрали? — улыбнулся Мешков.
Иллария молчала и не двигалась.
— Эй, — забеспокоился Мешков. — Что с вами? Очнитесь!
Он осторожно взял Илларию за плечи, встряхнул. Иллария даже не почувствовала, что ее трясут.
— Пошли-ка на свежий воздух, ну-ка! — Мешков обнял Илларию и потащил к выходу. Иллария обмякла, и ее ноги волочились по полу.
— Дверь крашеная, черт бы ее побрал! — Мешков отворил дверь, придержал ее ногой, подтолкнул Илларию. Она вылетела на улицу, скатилась по ступенькам и, наверно, упала бы, если бы не оперлась спиной о телеграфный столб. И этот толчок привел в чувство.
— Извините, — вдруг заговорила Иллария, когда Мешков снова приблизился к ней, — на меня напал молчун!
— Кто напал?
— Я суеверная, я почему-то про вас подумала — и вдруг вы… как с неба упали. Вот я и оцепенела!
— Нервы! — сказал Мешков. — Надо взять себя в руки!
— Сама взять себя в руки я не могу, а меня взять в руки некому…
В это время появился Лазаренко, злой как сатана.
— Ты тут ля-ля-ля… — закричал он на Мешкова. — А я должен сдыхать в раскаленной машине. Главный инженер уже весь расплавился, а шофер матерится…