Почтовая станция
Шрифт:
Хруст ветки.
Шелест травы.
Великая Матерь, спаси и сохрани
Тихий скрип и шарканье.
Неужели это Асимыч меня ищет?
Нет, глухой рык едва не довел меня до обморока. Тут же в ответ раздался другой не менее грозный рык.
Не нежить уже хорошо, но если волки упадут сюда, то…
Нет. Не думать и не кликать беду на свою несчастную голову. Да у меня же сердце тут же разорвется от ужаса.
Рык становился громче и злее.
Все. Я не знаю, что страшнее волк или нежить, ведь в любом случае наша встреча закончится моей
Туман стал чуть ярче и я услышала поскрипывающее шарканье.
Нежить.
Волки забыли о вражде и со всех лап бросились наутек. Как же мне хотелось с ними. Сердце стучало в висках, крик застрял в горле я не могла сделать нормальный вдох и выдох.
Протяжное шарканье приближалось.
Чем ближе ко мне подходили мертвяки, тем ярче светился туман, и тем сильнее шумело в ушах.
В носу защекотало, я отмахнулась рукой, и тут же боль пронзила тело. Сесть сразу не смогла, опять же было больно. Везде. Открыла глаза: над головой светила сана, а противная муха кружила надо мной. Воспоминания о пережитом вызвали улыбку на губах. Я жива.
Великая, спасибо
Да, потерять сознание от страха позорно, но об этом никто не узнает, и я не расскажу. К тому же это лучшее, что могло произойти в той ситуации. Вряд ли я смогла сохранить спокойствие, когда нежить проходила бы рядом с ямой. Все что ни делается к лучшему.
Шевелиться не было сил. Мои приключения последних дней сказались на здоровье сильнее, чем думала. Мне бы недельку отлежаться, отоспаться и отъесться. Здесь я могу только лежать и спать. Жестко, конечно, зато могу вытянуться в полный рост.
Хоть бы Асимыч поскорее меня нашел. Ведь он же ищет меня, правда?
Весь день я то проваливаясь в сон, то бредила наяву. Сначала привиделся лешак. Он точно привиделся, потому что обычно хозяин леса улыбается и в голубых глазах играют смешинки, а сегодня он был хмур. Потом неясными тенями кружили привидения и на их лицах я видела беспокойство.
Почему они все такие встревоженные?
Я не успевала сфокусироваться на одном лице, как появлялось новое. Даже морда Рябушки мерещилась. Надо же, как они все проросли в меня, а я и не заметила. Лаврей Асимович тоже хмурится, в уголках глаз страх спрятался в густых морщинках. Ну да, помню я, помню, что бедоноша и кара Великой на его седую голову. Но я же не специально. Тут же вспомнилась чернокудрая девчушка и ее не специально. Верю, что не специально. Сама такая же.
И будто Великая разгневалась на меня, послала видение Ждана. И он хмурился. Склонился надо мной, всматривался серыми глазищами, будто искал что-то в моих. Глубокая морщинка между густыми черными бровями ему не шла. Хотелось пальцем разгладить ее, сказать, что он хоть и старый, а все еще видный мужчина, поэтому незачем пугать окружающих.
— Тебя испугаешь, как же, — Ждан хмыкнул, взял меня на руки. Пусть, зато морщинка в межбровье стала меньше. — Это ты всех пугаешь, седых волос не жалеешь.
— Не знала, что галлюцинации умеют разговаривать, — голова казалась невероятно тяжелой, пришлось
— Вот ремнем бы тебя отходить. Галлюцинация, — смотритель хоть и ругался, но не зло, да и из глаз страх не ушел.
— Не шуми, Асимыч, — Ждан осторожно положил меня на землю. — Жива и хвала Великой.
— Не поминай Великую всуе. Откуда в вас такая дурь? — ведьма присела рядом, внимательно осмотрела меня, достала из сумки пузырек, зубами открыла крышку и влила содержимое мне в рот.
Гадость! Горькая ужасная гадость. Слезы потекли из глаз, я закашлялась и, чтобы в меня больше ничего не влили, перевернулась набок, попыталась отползти.
— От малахольная, тебе ж помочь хотят, а ты тикаешь, — смотритель хлопнул ладонями по ногам, он всегда так делает выражая негодование.
— Погоди, в шоке девочка, — Ждан преградил мне путь, сел рядом и крепко обнял. Я и рада бы оттолкнуть его, да только силы будто вытекли из меня. Стала на тряпичную куклу похожа. — Да и ведьмины лекарства знамениты горечью.
— Зато через две минуты, неугомонная наша, в себя придет и до станции играючи добежит, — ведьма не обиделась, что удивительно, обычно они мстительны и злопамятны. Обидеть ведьму, значит, потерять покой, а иногда жизнь. Ведьма наклонилась ко мне, взяла безвольную руку и что-то вложила. — Крепко держи, твоя плата за работу.
Не прощаясь ведьма ушла. Рядом сел смотритель, он будто еще больше постарел, скрюченные пальцы подрагивали, когда он неловко погладил меня по голове.
— Дурында, ты, малахольная, — не злится, только усталость в голосе. — И куды тебя понесла нелегкая? Неужто под ноги смотреть не учили?
— Я как-то не думала… Ох, — договорить не успела, внутри будто огонь пробежал, опаляя каждую клеточку тела. Страшно. Немного больно. — Вот это да.
Резко вместо огня такая бодрость появилась, казалось, все могу.
— Тише, тише, — Ждан не дал мне вскочить. — Полминутки посиди, чтобы не навредить себе ненароком.
Навредить? Да я… я… Я никогда не чувствовала себя такой сильной и всемогущей. Но двигаться Ждан не давал, держал крепко.
— Обожди, а то и вправду все насмарку пустишь, а до станции далече топать, — смотритель кулаком погрозил. — А ведьма больше не поможет. Кстати, а что за работу ты для нее делала? Уж не потому ль ночью шлялась кто знает где?
— Ну-у-у… — рассказывать о том, как убила разбойников говорить не хотелось. Стыдно. А вот о своих приключениях на неизвестном поле, почему нет? — Дело было так.
К счастью, Ждан меня перестал держать. Сам поднялся и мне помог. Посадил на свою лошадь и повел в сторону станции. Смотритель на своей Рябушке ехал рядом и слушал мой рассказ. Ждан иногда задавал уточняющие вопросы, смотритель цокал языком.
Рассказ закончился аккурат к тому моменту, как мы подъехали к дому. Ждан, не слушая моих возражений, снял с лошади. В доме вкусно пахло чаем и травами. На столе разбросаны письма, одиноко стоит немытая посуда, даже салфеткой не накрыл, вот же ж. Я тут же подхватила грязное, неудобно перед гостем стало. У нас и так скудно все, а грязь еще хуже делает.