Под алыми небесами

Салливан Марк

– Анна, у вас готов кофе для генерала?

– Иду, Долли, – откликнулась Анна.

Горничная и генерал Лейерс одновременно появились в коротком коридоре. Пино вытянулся по стойке смирно, выкинул руку в приветствии, взгляд его метнулся в сторону Анны, когда она подошла к нему, ее запах снова обволок его, когда она протянула ему термос. Он посмотрел на ее руки, ее пальцы – какими идеальными они были, какими…

– Возьмите термос, – прошептала Анна.

Пино вздрогнул и взял его.

– И саквояж генерала, – пробормотала она.

Пино покраснел и неловко поклонился Лейерсу, потом поднял

большой кожаный саквояж, судя по весу, набитый до отказа.

– Где машина? – спросил генерал по-французски.

– Перед домом, mon general, – ответил Пино.

Долли сказала что-то генералу по-немецки, он кивнул и ответил.

Потом Лейерс перевел взгляд на Пино и прорычал:

– Что вы здесь стоите и смотрите на меня, как dummkopf?^[15] Отнесите мою сумку в машину. На заднее сиденье. По центру. Я скоро спущусь.

– Oui, mon general. Заднее сиденье по центру.

Прежде чем выйти, он в последний раз стрельнул взглядом в Анну и с разочарованием увидел, что она смотрит на него как на душевнобольного. Он вышел из квартиры с саквояжем генерала; спускаясь по лестнице, пытался вспомнить, когда в последний раз думал об Анне. Пять, шесть месяцев назад? На самом деле он уверовал, что никогда больше не увидит ее, и вот, оказывается, обманулся.

Проходя мимо подмигивающей старухи в холле, он думал об одном – об Анне. О ее запахе. Ее улыбке. Ее смехе.

«Анна, – думал он. – Какое прекрасное имя. Так и просится на язык». Интересно, а генерал Лейерс – он все ночи проводит с Долли? – Пино отчаянно надеялся, что так оно и есть. – Или это редкий случай? Раз в неделю или как-то так? – Он так же отчаянно надеялся, что это не так.

Тут Пино понял, что если он хочет снова видеть Анну, то должен сосредоточиться. Он должен проявить себя идеальным водителем, таким, от которого Лейерс никогда не захочет избавиться.

Он подошел к машине. И только тут, поставив саквояж на заднее сиденье, он подумал о том, чтo может находиться внутри. Он чуть не открыл саквояж тут же, но понял, что прохожих на улице прибавилось и среди них немало немецких солдат.

Пино поставил саквояж, закрыл дверь, подошел к машине с левой стороны, чтобы видеть дверь дома. Затем открыл заднюю дверь машины и пододвинул саквояж поближе к себе. Взглянул на замочек с отверстием для ключа, посмотрел на четвертый этаж, спрашивая себя, сколько генералу нужно времени, чтобы поесть.

С каждой секундой все меньше и меньше, подумал Пино и попытался открыть саквояж. Он был заперт. Пино посмотрел на окно четвертого этажа, ему показалось, что шторы шевельнулись, будто кто-то отпустил их. Пино захлопнул заднюю дверь. Еще через несколько секунд дверь дома открылась, и появился генерал. Пино обежал машину и открыл заднюю дверь с другой стороны.

Нацистский полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства и не посмотрел на него – забрался в машину и, сев рядом с саквояжем, немедленно проверил замочек.

3

Пино закрыл дверь машины за генералом. Сердце его колотилось. Что, если бы он копался в саквояже, когда подошел генерал? При этой мысли сердце его забилось еще сильнее; он сел за руль и посмотрел

в зеркало заднего вида. Лейерс снял свою фуражку с высокой тульей. И теперь вытаскивал тонкую серебряную цепочку из-под воротника. На цепочке был ключ.

– Куда мы едем, mon general? – спросил Пино.

– Не разговаривать, пока я к вам не обращаюсь! – резко сказал Лейерс, открывая ключом саквояж. – Ясно, форарбайтер?

– Oui, mon general, – ответил Пино. – Абсолютно ясно.

– Вы умете читать карту?

– Да.

– Хорошо. Тогда езжайте в Комо. Когда выедем за пределы Милана, остановитесь и снимите мои флажки. Положите их в бардачок. А теперь молчите – мне нужно сосредоточиться.

Генерал Лейерс надел очки и начал работать с толстой кипой бумаг у себя на коленях. Вчера у магазина дядюшки и сегодня утром у Долли Штоттлемейер Пино был слишком взволнован и не смог внимательно разглядеть Лейерса. Теперь, в дороге, он поглядывал на него в зеркало заднего вида, изучая генерала.

На взгляд Пино, Лейерсу было лет пятьдесят пять. Мощного – особенно в плечах – телосложения, генерал имел бычью шею, которой было тесно в хрустящем белом воротничке и мундире. Линию его лба, более широкого, чем у большинства людей, очерчивали редеющие, гладко зачесанные назад и отливающие бриолином волосы с проседью. Его густые темные брови, казалось, затеняли глаза, просматривающие доклады; он делал пометки в тексте, а потом откладывал лист в отдельную пачку на заднем сиденье.

Лейерс, казалось, был полностью погружен в работу. За то время, что они ехали по городу, Пино ни разу не видел, чтобы генерал оторвал взгляд от бумаг. Даже когда Пино остановился, чтобы снять генеральские флажки, Лейерс не прекратил своего занятия. У него на коленях лежала синька, которую он изучал, когда Пино сказал:

– Комо, mon general.

Лейерс поправил очки:

– Стадион. Подъехать сзади.

4

Несколько минут спустя Пино уже ехал вдоль длинной западной стороны футбольного стадиона на Виале Джузеппе Синигалья. Увидев штабную машину, четверка вооруженных часовых у въезда вытянулась по струнке.

– Поставьте ее в тени, – сказал генерал Лейерс. – Ждите в машине.

– Oui, mon general.

Пино остановился, стремглав выскочил из машины и в мгновение ока распахнул перед генералом заднюю дверь. Лейерс, казалось, и не заметил его, вылез со своим саквояжем и прошел мимо Пино, как если бы его не существовало. Пройдя мимо часовых вглубь стадиона, генерал обратил на них не больше внимания, чем на Пино.

День только начинался, и августовская жара нарастала. Пино чувствовал запах воды, доносящийся с озера Комо по другую сторону стадиона. Как ему хотелось спуститься и осмотреть западный рукав, уходящий в сторону Альп и «Каса Альпина»! Как там отец Ре и Миммо, спрашивал он себя.

Он подумал о матери, о ее новых дизайнерских идеях и о том, знает ли она, что случилось с ним. Он погрустнел – Порции ему не хватало, в особенности ее неуемного энтузиазма. Насколько он знал, ничто не могло испугать ее, пока не начались бомбежки. С тех пор она и Сиччи жили в Рапалло, слушали войну по радио и молились, чтобы она поскорее закончилась.