Под кожей
Шрифт:
Мне нужна пауза, прежде чем испорчу себе день. И это не просто пластырь, который нужно сорвать, это запуск пускового механизма у атомной бомбы. Моя новая жизнь обретает плоть и кровь. Наша с Балашовым жизнь.
Прочистив горло, говорю в трубку:
– Мы разводимся.
– Что? – слышу недоуменный вопрос сестры. – Ты пошутила?
– Нет. Я не пошутила.
– Очень смешно. Что за бред?!
– Мы с Вадимом разводимся. Все остальные вопросы потом.
– Что значит потом?! – визжит она. – Ты… Я просто
– К сожалению, такое случается.
– Какая же ты эгоистка! У меня свадьба через три месяца, и какой же ты отличный пример подаешь! Может, и мне замуж выходить не стоит, если это все равно закончится разводом?!
– Я никогда не ставила себя в пример…
– Но только все остальные ставили! «Карина то, Карина это! Смотри на Карину и учись!» Оказывается, все это картиночка красивая? Обман?!
Меня захватывает ураган чувств, от которого в груди под ребрами дрожит. И голос дрожит, когда прошу:
– Кира… Прекрати.
– Знаешь что? – шипит она. – Пошла ты!
Короткие гудки в трубке я ощущаю как пощечину.
Отшатываюсь, роняя телефон на пол, на маленькую кучку своей одежды, и залетаю в душ. Втираю в себя горячую воду вместе с гелем, чтобы прогнать всю ту дрожь, которая колбасит тело.
Телефон начинает звонить минут через десять. Звонит три раза подряд, и радует меня то, что никто, кроме Балашова, не знает, где я нахожусь. Телефонные звонки проигнорировать можно, а вот звонки в дверь уже вряд ли.
Звонила моя мать, а потом мой отец.
Я не безответственная, просто в таком состоянии общаться с ними не лучшая идея. Вряд ли смогу вести себя достойно, если услышу очередные претензии, поэтому отвечаю на оба звонка эмэмэмками, обещая перезвонить завтра.
Гостиная в квартире не может пожаловаться на маленькую площадь, но даже сейчас, когда метры не скрадываются мебелью, с этой задачей неплохо справляются цветочные корзины.
На фоне универсальных серых стен они как яркие, режущие по глазам кляксы. Им здесь не место. Они не ко времени. Что и кому я хочу доказать?!
По крайней мере, с автором этих посылок я не обязана быть учтивой. Он шлет цветы замужней женщине. Он просто беспринципная скотина. Я должна была выбросить ту записку, как и планировала, вместо этого она болтается в моей сумке. Как и та, что была вчера. Порывшись, достаю маленький конверт и читаю еще раз, после чего набираю сообщение:
«Как минимум у вас отличный выбор флориста, поздравляю».
Спустя всего какую-то минуту получаю ответ:
«Я ему передам. Может, у тебя есть предпочтения?»
Я ощетиниваюсь. Мгновенно. И с удовольствием ставлю прокурора Алиева на место:
«Когда мы успели перейти на "ты"?» – пишу я ему.
«Ты разнесешь меня за любой ответ?» – падает мне эсэмэска.
Именно это я и собиралась сделать.
Кипя от накопившихся за последние часы эмоций, набираю:
«Сначала хочу его увидеть».
Вижу, как галочки напротив моего сообщения становятся синими, но ответа не следует. Ни через пять минут, ни через десять.
Глава 11
В доме родителей совсем недавно закончился ремонт, как раз перед их отъездом. Работы сдали с задержкой, как водится, поэтому им пришлось оставить дом в бардаке, чтобы не возвращать путевки. Теперь у них есть новая остекленная веранда с видом во двор, где сейчас рабочие грузят в машину мешки со строительным мусором.
Гнетущее молчание на кухне нарушает грохот и треск с улицы. Чай в моей чашке давно остыл, я к нему не притронулась.
Пока отец задумчиво смотрит в окно, мать складывает посуду в посудомойку, чем добавляет долбящих по мозгам звуков.
Болтая в кружке турецкий чай, слышу ее задыхающийся голос:
– Я выскажу свое мнение, если позволишь. Я просто в шоке, и я скажу тебе одно: я против. В любой семье есть проблемы, Карина, но разводиться? Мне пятьдесят. Я не хочу всю оставшуюся жизнь наблюдать, как ты ходишь по рукам, потому что такого человека, как Вадим, ты уже никогда не найдешь. Я не знаю, что у вас случилось, но он никогда бы не бросил Сабину. И тебя не бросил. Он – твоя опора! Скажи, что я не права. Скажи!
Я не готовилась к этому разговору. Просто села в машину и поехала, и теперь рада, что заготовленных речей у меня нет. Я не хочу отбиваться от подобных аргументов, не хочу объяснять, что же такое произошло, ведь знаю: моя мать найдет оправдание любому поступку Балашова.
Она его боготворит.
Мой отец продолжает смотреть в окно, но его молчание объясняется таким же шоком, ведь и для него Вадим Балашов – авторитет.
Я почти рада тому, что спала кое-как, голова достаточно тяжелая, чтобы в нее было не пробиться. Вокруг меня ледяной панцирь, который надежно придавил все эмоции. Это позволяет находиться здесь, в этом доме, но при этом отсутствовать.
– На развод подала я, – говорю отстраненно. – У меня были причины, но ты всегда учила, что сор из избы не выносят. Вот и я не буду.
– Как вовремя ты об этом вспомнила! – наигранно смеется мать. – Только мы тебе не чужие люди, мы твои родители. И это мы будем не спать ночами, пока ты ломаешь свою жизнь. У тебя прекрасная семья, все можно решить, тем более с Вадимом! Не делай глупостей, я прошу тебя. Ты будешь жалеть.
Мой панцирь трещит, особенно когда слышу:
– А о дочери ты подумала? Через год-другой он женится опять, у него появятся другие дети, станет для Сабины воскресным папой в лучшем случае. Так это происходит. Я таких случаев видела много…