ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы
Шрифт:
Поздней осенью 1941 года Гитлер подписал постановление о создании министерства занятых восточных областей [374] и назначил Розенберга министром, Коха — рейхскомиссаром Украины, но прошло более полугода, прежде чем это разрушение развернуло в полной мере свою разрушительную работу. В первые месяцы они еще только знакомились с положением, и особенных изменений мы не почувствовали, хотя сразу повеяло новым духом, и дух этот был весьма неприятный.
Говоря о первых месяцах пребывания немцев на Украине, нельзя не упомянуть о темных проделках и махинациях прибывших с ними из Западной и Закарпатской Украины разных авантюристов [375] . Эти люди постарались повсюду и особенно в Киеве захватить в свои руки наиболее важные и хлебные места и немедленно принялись издеваться над местным населением. Они создали ряд дутых акционерных предприятий, очень быстро успели присвоить большие суммы казенных денег и разворовали большое количество товаров, еще оставшихся на тех или иных складах. Но самую разрушительную работу они начали в области
374
Указ Гитлера «О гражданском управлении в оккупированных восточных областях» был издан 17 июля 1941.
375
Автор имеет в виду членов ОУН-Б и ОУН-М и других общественно-политических деятелей и украинофильствующих активистов из западноукраинских обл.
Коричневых или, как их называли сами немцы, «золотых» фазанов [376] мы увидели впервые в конце осени 1941 года. Сначала они вели себя очень сдержанно и ни во что не вмешивались. Но уже тогда мы заметили глубокий антагонизм между германской армией и этими людьми.
Причины мы тогда понять не могли и поняли ее уже гораздо позже. В начале декабря в Киеве был создан генерал-комиссариат и стал постепенно забирать все в свои руки. Какой-либо заботы о населении мы от него не увидели, но первые неприятности заметили довольно скоро. Начал он свою работу с того, что приказал выселить всех жителей из лучшей части города, так называемых Липок. Никому из выселяемых квартир не представлялось, а предлагалось устраиваться своими средствами. Людей выбрасывали прямо на улицу в 24 часа, в лютую погоду, и ничего не желали принять в соображение. Насильственные переселения людей производились немцами во всех занятых ими городах все время, пока они оставались в нашей стране. Людей выбрасывали совершенно бесцеремонно, причем часто только по той причине, что кому-нибудь понравился тот или иной дом или квартира. Точно так же поступали с нами и советские власти, в особенности НКВД, но ведь немцы заявляют, что они борются против большевистского самоуправства и хаоса за восстановление человеческих прав и справедливости. А сами поступают так же, как большевики. Как же это понимать? Такого рода вопросы тогда стали впервые задавать себе советские граждане. Тогда мы еще многому удивлялись. Но скоро перестали: немцы нас отучили.
376
От нем. Goldfasan. Нацистских гражданских чиновников так называли и русские, и немцы за чванливость и цвет партийной формы.
Затем были развеяны наши иллюзии о восстановлении нормальной культурной и научной жизни. Все высшие и средние учебные заведения были закрыты под тем предлогом, что по советским учебникам заниматься нельзя, а других учебников нет. В отношении большинства высших учебных заведений это, конечно, был только предлог, так как по целому ряду предметов и, в частности, почти по всем специальным предметам было достаточное количество учебников, совершенно безвредных с политической точки зрения. Если бы было желание, работу учебных заведений можно было бы наладить. Но этого желания у немцев не было. Как раз наоборот, если даже и начинало при военных властях работать какое-либо учебное заведение, то, как только приходили гражданские власти, его немедленно закрывали. Немецкие власти не разрешали даже студентам последних курсов закончить и защитить дипломные проекты. Это было уже преступление перед этими людьми, проучившимися пять лет и сейчас терявшими все плоды своей работы. Все ходатайства и старания профессоров и местных украинских властей ни к чему не приводили. Немцы показывали распоряжение Коха о закрытии всех учебных заведений и говорили, что они бессильны в этом случае что-либо сделать. Разговоры велись только об открытии первых четырех классов школ, но до самого ухода немцев нормальная работа даже и этих первых ступеней народного обучения налажена не была.
При немцах работали в Киеве только, да и то не в полном объеме и с большими перебоями, медицинский институт и консерватория. Медицинский институт был нужен им ввиду острого недостатка медицинского персонала. Но, несмотря на это, осенью 1942 года даже и этот институт был закрыт и студентов его в принудительном порядке послали на работу в Германию. Консерваторию германские гражданские власти терпели некоторое время, так как хотели за счет ее студентов пополнять ряды актеров разных театров, которые они впоследствии перевели почти исключительно на обслуживание немецких зрителей. Она продержалась несколько дольше медицинского института, но весной 1943 года она была также закрыта, и студентов ее также начали посылать на работу в Германию. Так печально закончились попытки сохранить хоть какое-то подобие высших учебных заведений в столице Украины. В других городах даже и этих попыток допущено не было.
После капитуляции Германии союзники опубликовали секретный циркуляр Гиммлера [377] о насильственной германизации ряда народов, и в том числе украинского. Согласно этому примечательному документу вся наша молодежь должна
377
Гиммлер Генрих (1900–1945) — рейхсфюрер СС и шеф германской полиции (с 1936), член НСДАП с 1925. Гиммлер оставался апологетом нацистской колониальной политики на Востоке в 1941–1943 и только летом 1944 под влиянием небольшой группы прагматиков в органах СС стал рассматривать возможность некоторых уступок.
Вскоре после прихода немцев в Киеве начали работать три театра: оперный, оперетта и варьете. Программу их немцы усиленно приспосабливали к своим вкусам и постепенно перевели значительную часть постановок на немецкий язык. Наши актеры в большинстве немецким языком не владели и учили свои партии с голоса режиссера и преподавателя, часто не понимая смысла произносимых слов. В результате, после нескольких месяцев упорной работы из приличного спектакля получался жалкий балаган. Но немецкие солдаты кое-что понимали, и немецкие «художественные» руководители бывали вполне довольными. А тот «незначительный» факт, что при этом калечилось произведение, уничтожалось наше великое искусство и оскорблялись национальные чувства всего населения, немецкими руководителями во внимание не принимался. Им было важно только то, чтобы они понимали, что происходит на сцене, а до остального не было никакого дела.
Только по этой причине при немцах в Киеве, да и в других городах Украины, не работал ни один драматический театр, а их помещения отдавались другим, более понятным для немцев видам театрального искусства или вообще стояли все время заколоченными, как, например, лучший в Киеве и на Украине театр имени Ивана Франко (бывший Соловцова). Актеры этих театров, и часто весьма квалифицированные, должны были, чтобы не умереть от голода, продавать свои вещи на базарах, торговать на этих же базарах спичками, конфетами и пирожками своего производства или ехать в Германию чернорабочими. Наша драма, составлявшая всегда, наравне с балетом, гордость русского театрального искусства, гибла, но немцев это нисколько не беспокоило. Они нашего искусства вообще не знали, не ценили и не понимали. Им нужно было только развлекать своих солдат. Надо все-таки сказать, что, с точки зрения оформления, многие спектакли были достаточно хороши, несмотря на то что лучшие силы советские власти вывезли при своем отступлении. Во многих театрах их руководители, рискуя своей жизнью, сохранили достаточно сильные коллективы и декорации, поддерживали в хорошем состоянии помещения. Немцы поблагодарили этих людей тем, что всех Их уволили, а многих даже посадили в концентрационные лагеря, а на их место прислали своих, часто полуграмотных руководителей.
В том, что в конце концов наши театры при немцах только оскорбляли наши национальные чувства, нет никакой вины актеров или наших режиссеров: они делали все, что было в их силах, чтобы сохранить наше искусство на каком-то более или менее высоком уровне. Постепенное падение нашего искусства было исключительно результатом безграмотной немецкой партийной политики. Протестующие голоса отдельных культурных немцев, преимущественно старых офицеров, оставались в полном смысле слова гласом вопиющего в пустыне. Безграмотный кабатчик из Кёнигсберга Эрик Кох шел тупо, упрямо и самовольно по своему пути. Путь этот вел прямо к поголовной ненависти всего нашего населения к немцам, но ему до этого не было никакого дела. Мы были «унтерменшами», и считаться с нами не стоило. Мы были предназначены только для выполнения черной работы для обслуживания высшей германской расы. Эти тупые люди не понимали, что путь колонизации нашего народа был также кратчайшим путем для Красной армии в Берлин.
Если зимой 1941–1942 годов в деревнях население не чувствовало недостатка в продовольствии и было сыто, то в городах, а особенно в таких больших, как Киев, Харьков, Днепропетровск, Минск, Смоленск и Брянск, эта зима была очень тяжелой. Местных запасов продовольствия после ухода советских властей не осталось совершенно, а подвоз из деревень был недостаточным. Население питалось фактически исключительно тем, что оно могло достать на базарах, но из-за очень высоких цен почти никто не мог прожить на получаемую заработную плату, и все жили тем, что продавали свои вещи. Немцы продавали по карточкам и по твердым ценам только хлеб очень плохого качества. Кое-какую помощь оказывали кооперативы, организованные при разных предприятиях, но они доставали продукты не регулярно и в совершенно недостаточном количестве. Надежд на расширение или улучшение работы государственной продовольственной сети не было никаких. И вот в таких условиях «золотые фазаны» начали свой поход против возрождавшейся частной инициативы.
Причины для этого были очень простые. Придя к нам с лозунгами борьбы против советской власти и ее экономического режима, немцы очень скоро увидели, что советская власть создала за ряд лет почти идеальную систему для ограбления населения и выкачивания из него всего того, что ей было нужно. Соблазн воспользоваться этой готовой и уже привычной для населения системой был очень велик, и, главное, это не заставляло задумываться над созданием чего-нибудь нового и очень близко подходило к той экономической политике, которую национал-социалисты проводили у себя в Германии. Пока власть в занятых районах находилась в руках военных, относившихся тогда в своем большинстве отрицательно к партийцам и их системе, до тех пор советские порядки отменялись, и население получало какие-то права. Как только власть перешла к министерству Розенберга, составленному почти на 100 % из людей в коричневых мундирах с «конфетками» в петлицах, все советские порядки стали постепенно восстанавливаться, с той только разницей, что раньше все шло в советский карман, а теперь поплыло в немецкий.