Под прусским орлом над Берлинским пеплом
Шрифт:
Запись 6
День
На первый взгляд, Хелла казалась скромной и вела себя так же сдержанно, как и Аннелиза. Но стоило нашим взглядам встретиться, как в её серых глазах вспыхнули знакомые искорки детского задора и азарта, мгновенно дав мне понять, что дух приключений никуда не делся. Сердце наполнилось радостью от этой встречи. Я был безмерно счастлив видеть их всех снова. Предвкушал, что эти дни станут ярким пятном в моей жизни, источником тепла и приятных воспоминаний, к которым я смогу обращаться в серые будни, черпая из них силы и вдохновение.
В контрасте с этой радостной суматохой, Мичи продолжала своё затворничество. Уже неделю она не покидала пределов своей комнаты, принимая пищу лишь раз в сутки и не открывая никому, даже Гансу. Её молчание и добровольное заточение бросали тень тревоги на общую атмосферу дома.
Нас, встречающих тётушку Юдит и её дочерей, было четверо. Время, конечно, оставило свой след на тёте: виски тронула седина, на лбу и в уголках губ и глаз пролегли морщинки, но её глаза сияли всё той же привычной ясностью и добротой. Аннелиза расцвела, превратившись в стройную, высокую красавицу с роскошной, густой гривой каштановых волос. Она стала поразительно похожа на свою мать в молодости. И те самые уши, которые так часто становились предметом шутливых споров между Мичи и Гансом, вовсе не портили её, а, наоборот, придавали особый шарм.
Всё это время я наблюдал за братом. Бледность выдавала его внутреннее беспокойство. Взгляд был отсутствующим, рассеянным. Он часто переспрашивал, прежде чем ответить на самые простые вопросы, и бесцельно ковырялся ложкой в тарелке, не притрагиваясь к еде, чем вызывал заметное беспокойство у матери. Он избегал её взгляда и отвечал односложно и сухо.
Юдит, с присущей ей проницательностью, быстро оценила обстановку.
— Милый, поиграй с Хеллой, — предложила тётя Юдит, обращаясь ко мне. — Она как раз выучила новую мелодию, пусть сыграет тебе.
Мама, желая включить в общее времяпрепровождение и Ганса, добавила:
— Ганс бы тоже хотел послушать.
Однако тётя Юдит, по-видимому, имела другие планы.
— Боюсь, Ганс должен остаться здесь, — твёрдо сказала она. — Я хочу кое-что обсудить.
Когда мы с Хеллой перешли в соседнюю гостиную, я, движимый любопытством, выбрал место у окна. Эта позиция позволяла мне не только слышать разговор в соседней комнате, но и следить за Хеллой краем глаза, чтобы она не подумала, будто я равнодушен к её игре. Дождавшись, когда она сядет за фортепиано, я устроился спиной к стене, прижавшись к ней всем телом, от плеч до затылка, стараясь уловить хоть слово из разговора тёти с Гансом и мамой.
— Это произведение называется «Осенний лес», — объявила Хелла с таким выражением лица, словно выступала перед огромной публикой, а не передо мной одним.
— Ты хочешь женить Ганса на Хелле, — сухо констатировала Юдит, будто говорила о чём-то само собой разумеющемся.
— Да, этот брак выгоден для тебя, Юдит, — подтвердила мама, подчёркивая практическую сторону предполагаемого союза.
— Не с Гансом, — отрезала тётя, но тут же смягчила тон, обращаясь ко мне: — Не подумай, дорогой, что я против тебя. Но моя девочка выйдет замуж исключительно за хорошего, умного, надёжного мужчину, которого полюбит, — и в её голосе звучала непреклонная материнская решимость.
— Ты только что сказала, что не против Ганса, — заметила мама, и в её голосе проскользнул лёгкий смешок, — а в итоге получается, что ты не считаешь его умным, хорошим, надёжным.
— Да, Адам подходит ей намного больше, — ответила Юдит, не пытаясь опровергнуть слова сестры. — А что касаемо Ганса… я люблю его, как тётя может любить всех своих племянников. Но поставь себя на место девушки, — обратилась она к маме, придавая своим словам большую убедительность. — Разве бы ты согласилась выйти замуж за избалованного, несамостоятельного человека, который отдаёт предпочтение всему, что угодно, кроме своей женщины? В её интонации звучали и укор, и недоумение.
Из столовой донёсся смех отца. Я с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться тоже. На несколько мгновений повисло неловкое молчание, которое казалось наполненным невысказанными мыслями и эмоциями.
— Как же ты права, Юдит! — воскликнул отец, ещё не совсем справившись с приступом веселья. В его голосе слышались и одобрение, и скрытая ирония.
— Не смейте так говорить о моём сыне! — взвилась мама, с силой ударив ладонью по столу. Обида и негодование вибрировали в каждом её слове.
— Клэр, милая, — вмешался отец, стараясь сгладить острые углы разговора. Его голос звучал мягко и умиротворяюще. — Моя сестра хочет сказать, что Ганс слишком юн для брака, не только возрастом, но и умом. Ему ещё учиться и учиться. Может, стоит задуматься о поступлении в университет? Отправим его в Оксфорд, вернётся серьёзным человеком. В его интонации чувствовалась надежда на то, что удастся разрядить напряжённую атмосферу.
— В университет? Пожалуй, стоит об этом подумать, — произнесла мама, уступая под натиском аргументов. В её голосе слышалось и сомнение, и примирение с неизбежным.