Под звездопадами

Кравченко Олег

– Ну, здравствуй! – приветливо обращается он ко мне, и улыбка не сходит с его губ, а только расплывается. – К завтрашнему дню готов?

– Привет! – я не просто готов, я ждал наступление завтрашнего дня уже полгода, ежедневно зачеркивая прожитое число в личном календаре, который прячу под школьными тетрадями в своем столе, ведь завтра мой день рождения. – Готов! – стараюсь более непринужденно ответить, как будто это ничего не значит, но слово вылетает из меня как-то чересчур бойко и радостно.

Сонные,

в теплых пижамах, выходят из своих спален в коридор мать и сестра. На их лицах читается небольшая растерянность, как будто они еще не совсем скинули с себя ночные путы сновидений.

Отец осторожно ставит меня на ноги и крепко обнимает мать с Альбертой, прижимая их к себе.

– Здравствуйте, мои хорошие, – нежно, вполголоса говорит он, закутывая их в свои объятия. Отец осторожно целует маму в покрасневшую щеку и, немного склонившись, дотрагивается прохладными, еще не нагретыми после улицы губами до лба Альберты. – Как вы? – спрашивает он, уже снимая с себя пальто и вешая его на стальную вешалку с обломленным концом.

– Ты надолго приехал? – интересуется мама.

– Всего на несколько дней, не больше, – отвечает отец, скидывая ботинки, на подошвы которых налип добротный слой желтых листьев.

– Я думала, ты не приедешь. А как же работа? – на лице матери читаются испуг и тревога.

– А что работа? Куда она от меня денется? – шутит он, но потом выпрямляется во весь рост и крепко зажимает мамину руку своими руками. – Лана, ты, что, не рада мне? – его голос еле заметно задрожал.

– Рада, конечно, просто ты говорил, что с работы не отпускают и увольняют вас и… – она запнулась, – … и все такое…

– Это да, на работе действительно завал, я смог отпроситься только на пару дней. Получилось только за свой счет отпуск взять, но ничего, все равно я дома, с вами. Пробуду два дня, и обратно. Веришь, так не хочется уезжать, как подумаю об этом, так сразу и в дрожь бросает. Я мог взять оплачиваемые дни, но их выдавали только через два месяца, а здесь повод, как-никак Оскару-то уже десять исполняется, – отец снова поцеловал мать в щеку и что-то шепнул ей на ухо.

– Ребята! – он обратился к нам с сестрой и достал свой коричневый кошелек из кармана штанов. – Это не подарок еще, подарок будет только завтра. – У него в руках появляются две купюры по пять долларов, на которых изображен Томас Нортаррет, первый президент Единой Земли. – Одевайтесь и можете купить на них все что только захотите. Только даю вам их с одним условием, чтоб вы бежали в город именно сейчас, иначе мне просто придется забрать деньги назад, – стараясь выдавить строгость, добавляет отец.

Ничего себе, целых пять долларов, а завтра меня еще и подарок ждет. С восторгом прячу деньги и бегу в комнату одеваться, бежит

и Альберта, только как-то более медленно и не с таким энтузиазмом, как я. Родители же очень быстро пропадают в спальне. Неверное, отец очень устал и еще хочет немного поспать.

– Альберта. Пошли уже! – с нетерпением подгоняю я сестру, которая очень медленно собирается, и мы выходим за порог, скрипя все теми же петлями, которые давно нужно смазать, и захлопываем двери. – Мам, пап, мы скоро придем! – кричу я на прощание, но ответа не следует никакого, скорей всего, они уже спят.

На улице стоит сырое осеннее утро. Легкие остатки тумана, засевшие в извилистых, тонких, неряшливо переплетенных между собой ветвях деревьев, медленно растворяются в свежем ветре, обвевающем последними каплями ощутимого тепла. Желтые и красные листья по воле слабых дуновений срываются вниз и, заплетаясь разноцветными пируэтами, ложатся на ухабистый асфальт, застилая его тонким покрывалом. В черной воде больших и маленьких луж играют, словно в стеклах выброшенных зеркал, отражения, искажающие вид привычных улиц, тянущихся длинными переливами по всему городу.

– Куда пойдем? – с интересом спрашиваю я у сестры, стараясь не отставать от нее.

– Не знаю, в центр куда-нибудь, – небрежно, как будто обиженно, бросает Альберта, смотря куда-то вверх.

– Что-то случилось? – вновь задаю вопрос, наивно надеясь на ее ответ.

– Нет, все хорошо! – раздраженно звучит из ее уст.

– А мне так не кажется, я по голосу слышу, что что-то не так, – настырно трясу ее за рукав куртки.

– Все со мной хорошо. Ясно? – она выдергивает свою руку и прячет ее в теплый карман, не опуская глаза и продолжая блуждать взглядом в верхушках деревьев. Я было заикаюсь, чтоб еще что-то сказать, но вовремя останавливаюсь, видно, что сестра не в духе. Что на нее нашло? Может, она обиделась на меня? Но из-за чего? Что я уже натворил?

– Ты куда? – окликает меня она, когда я по привычке поворачиваю на тридцать восьмую. – Пошли через Дорт, так быстрее.

– А может, лучше сюда? – немного испуганно спрашиваю я, показывая в направление широкой улицы, по сторонам которой выстроились тридцатиэтажные жилые постройки. О Дорте всегда ходило множество страшных слухов, и я его немного побаиваюсь, хотя мне и стыдно за свои предрассудки. Недавно Гай Линдерман на весь класс рассказывал о том, как за ним и его братом, когда они лазили в одном из домов Дорта, погналась большая, четырехметровая фигура, полностью черная и в рваном капюшоне. Не знаю, может, он просто наврал, чтоб произвести впечатление на Райнольду Брузембам, которая ему нравится, и выставить себя за смельчака, но он клялся, что это чистейшая правда.

Конец ознакомительного фрагмента.