Подари мне себя
Шрифт:
Я прошествовала, чтобы переодеться, и уже через несколько минут вышла к коллеге, которая смотрела на меня пытливым взглядом.
— Я не знаю, кто это был, Лен. Записки от отправителя не было, поэтому я понятия не имею, кто это был, — пожала плечами и прошла к столу, чтобы заварить себе кофе.
Не хотелось кому бы то не было рассказывать от кого эти цветы. Это слишком личное, которым я не хочу ни с кем делиться.
Уже насыпая в чашку мелкие гранулы, подумала, что желательно бы снизить уровень кофеина. А то чашками
— Что, совсем-совсем не знаешь, кто это мог быть? Даже предположений никаких? — Канаева посмотрела на меня так жалобно, как кот из мультика “Шрек”.
— Нет. Не имею понятия, кто это может быть. Слушай, — пригубив ароматный и такой мне нужный напиток, обратилась к коллеге. — А ты не знаешь, работает сегодня Шестинский? Его смена?
Лена призадумалась.
— Вроде нет. У него сегодня выходной, — от её слов мне стало немножечко легче, и я расслабилась.
Не хотелось бы с ним сталкиваться.
— Ну и хорошо.
— А что, он вчера, после того как увидел, что тебе подарили цветы, бушевал?
— Как ни странно, но нет. Молча ушёл. Хотя, мне кажется, когда он его увидел, был готов сжечь его прямо в моих руках. У него такой взгляд был… Брррр… Аж мурашки по коже побежали. Хотелось бы, чтобы он наконец оставил меня в покое. Почему он не понимает, что не нужен он мне? Что не хочу я с ним встречаться и уж тем более раздвигать перед ним ноги?
— А то ты не знаешь, какой Шестинский. Он ещё, когда проходили практику тут, на тебя засматривался. Поэтому, если честно, то я ни капельки не удивлена.
— Ну да. Ну да, — отхлебнула глоток кофе, уплывая в свои мысли.
Весь день прошёл не так спокойно, как начинался. Прошло две операции. Несложные, но после второй я вышла довольно уставшая. И даже мой любимый кофе не помог взбодриться.
Приняв душ, я решила сходить в сестринскую, чтобы перекусить. А то между операциями не успела и крошки в рот взять.
Я брела по коридору, раздумывая о том, что в выходной — если у меня будет выходной в ближайшие дни — неплохо было бы съездить к Маринке в гости. Давно не видела друзей, и так из-за самодурства зава жизнь мимо проходит.
Погруженная в свои мысли, я завернула за угол и внезапно столкнулась с человеком.
Ойкнула, врезаясь в широкую грудь. На мою талию тут же легли чужие ладони, удерживая меня. Прижали сильнее к себе. Я непроизвольно прижалась к мужской груди, вцепляясь, чтобы удержать равновесие, в серую майку-боксёрку.
Зажмурилась. Задержала дыхание.
— Извините.
— Всё хорошо. Не стоит извиняться. Я даже рад, что ты как ураган налетела на меня.
Резко вздёрнула голову, встречаясь с синевой глаз. Бездной. Егор. Свободин.
Глава 19
Соня
Затаив дыхание, во все смотрю на мужчину, а он
— Прошу прощения, — срывающимся голосом произношу я.
Его взгляд опускается на мои губы, и я непроизвольно облизываю пересохшие губы кончиком языка.
Так неудобно перед ним. Задумалась и врезалась в мужчину. Точно нужно на выходных ехать к подруге и немного отдохнуть. А то эта работа меня в край доконает.
— Перестаньте извиняться, Соня. Не ударились? — одна его рука перемещается от моей талии к лицу.
Касается лба, медленно ведёт вниз от виска по щеке, обводит контур губ… И я забываю, как дышать. Лёгкие перехватывает. Ноги становятся ватными. И если бы не сильная рука Свободина, я наверняка бы упала к его ногам.
Ладонями касаюсь оголённых участков кожи, виднеющейся из-под майки-боксёрки, ощущая стальную мощь его мускулистой груди подушечками пальцев. Чувствую, как электризуется вокруг воздух, будто начиная искриться вокруг нас. Чувствую его близость.
И сейчас она намного сильнее, чем там в лифте, когда мы были укутаны в тёплую одежду. Сейчас же между нами лишь его майка и штаны, а на мне рабочая форма. Она не мешает чувствовать ярче его близость, от которой всё моё тело обдаёт жаром. Сердце набирает обороты и начинает играть свою собственную мелодию, только одному ему известную. И пульс сбивается.
Я чувствую тепло Егора, мне становится тепло и хорошо. Вся усталость рядом с ним куда-то уходит. И так уютно в его объятиях, что хочется попросить его, чтобы он не размыкал их, а только ближе к себе прижал.
— Соня? — слышу над собой взволнованный голос и выныриваю из своих мыслей. — С вами всё хорошо?
Свободин одной рукой зарывается в мои волосы, большим пальцем поглаживает кожу щеки, которая тут же вспыхивает ещё ярче, чем прежде. Я сама вся покрываюсь мурашками и красными пятнами от этой его нежности и ласки. Смущаюсь.
— Да. Со мной всё хорошо, — киваю. — А с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
— Да. Волнуетесь?
И на его губах замечаю улыбку. Но более открытую, чем это было вчера в коридоре, где помимо нас было ещё несколько нежелательных свидетелей наших взглядов.
— Конечно. Всё же совсем недавно была операция. И мы все беспокоимся о вас, чтобы вы поскорее выздоровели.
— Нет. Именно вы волнуетесь? Мне нет дела до остальных.
Жестко припечатывает последние слова. И смотрит так, словно давая мне этими словами что-то понять. Я слегка наклоняю голову вбок, смотрю ему в глаза, желая найти ответы на невысказанные вопросы, которые так и норовят слететь с моих губ.
И я хочу сказать, что да, волнуюсь, но… Будет ли это правильным в этой ситуации? Ведь я переживаю за этого мужчину не как медсестра этой клиники, не как та, что ассистировала на его операции. Совсем по-другому. Но стоит ли говорить ему об этом?