Подарок охотника (рассказы)
Шрифт:
К концу лета, когда Меченый совсем окреп и начал подлетывать, он так осмелел, что однажды ближе обычного подплыл ко мне. Я тихо и ласково сказал ему что-то и бросил в воду червячков и рыбешек.
Меченый не отказался от такого вкусного угощения. На следующий день он опять подплыл ко мне. Червячки и рыбешки упали на этот раз совсем недалеко от берега. Меченый в нерешительности завертелся на месте. Но раздражающие аппетит червячки были так свежи, а я так ласково смотрел на него и так усердно подбрасывал в воду угощение, что Меченый, не выдержав, подплыл к берегу.
С
— Дикарь в ручного превратился! А ведь раньше-то здесь такой птицы не было. И каким только его то теплым ветром занесло?.. — удивлялись они, наблюдая, как я кормил Меченого.
Иногда селезень улетал на реку или на другие озера, но никогда там долго не задерживался — и в полдень обычно сидел на этом озерце. И вот сегодня я впервые не обнаружил Меченого... Мое беспокойство росло, так как день был уже на исходе, а с реки все чаще и чаще стали доноситься отдельные выстрелы торопливые дуплеты.
— Неужели ухлопали?! — повторил я вслух свою мысль.
Да! Нет больше Меченого. И то озерцо, к которому я всегда шел с такой радостью, вдруг сразу померкло. Оно стало каким-то безжизненным, пустым.
Далекая речка слилась с почерневшим лесом, и ее не стало видно, пора было возвращаться домой.
Перед уходом я в последний раз озябшими пальца сжал бинокль: мне показалось, что на озерцо сели утки.
«Наверное, чирята спрятались от непогоды...» — наводя бинокль на чернеющие перевернутые запятые, подумал я. Но через секунду чуть не подпрыгнул от радости: линзы бинокля превратили эти запятые в северных красавцев. Один из них был немного меньше, другой — с белой метинкой на кончике носа.
«Вот почему тебя так долго не было! — радовался я. — Ну что ж, теперь веселее будет. Перезимуете, на будущий год прилетайте вместе, ждать буду...» — и это померкшее было для меня озерцо опять ожило: даже топкие, заболоченные берега его показались живописными...
Подмосковье, деревня Вертячье, 1956
ПОДАРОК ОХОТНИКА
Никогда в жизни я так не ждал снега, как в ту позднюю сухую и морозную осень. Снега не было наперекор всем календарным срокам.
Перед сном я по нескольку раз выбегал из дома: все старался угадать, какая будет завтра погода. Да и спал тревожно, чутко, а проснувшись, льнул к окну. Но там перед глазами вставала та же бесснежная картина сухой и морозной смоленской осени. И не только я один с таким нетерпением ждал хотя бы мелкой пороши, вся наша шестерка истребителей-волчатников не находила себе места.
Как-то поздним вечером в просторной пятистенной избе, одиноко стоящей на отшибе глухой лесной
Самый молодой и темпераментный изо всех нас Володя Гаврилов не выдержал:
— Скоро отпуск кончится, а мы еще ни одного волка не ухлопали. Сколько можно так чаи гонять да соснами любоваться?!
Все будто только и ждали начала этого разговора, чтобы излить свои разочарования. Поднялся разноголосый и бестолковый шум, какой иногда бывает на бурных собраниях при обсуждении назревшего неотложного вопроса. Но когда все нашумелись вдоволь и за столом водворилась относительная тишина, с табуретки поднялся уважаемый нами егерь Грознов.
— Зря вы раньше времени паникуете, товарищи! Есть выход из положения! — И, не дожидаясь вопросов, Иван Васильевич начал излагать свой план.
Об этом скромном, умном человеке мне хочется сказать несколько подробнее. Иван Васильевич Грознов родился и вырос в лесу. С раннего детства он все прожитые годы посвятил борьбе с хищниками и браконьерами. Когда я впервые познакомился с Иваном Васильевичем, то узнал, что при его участии уничтожена не одна сотня волков. Такую внушительную цифру редко кто мог назвать даже из тех товарищей, которым приходилось охотиться на волков с аэросаней и вертолетов. В брянских, смоленских, тульских и калининских лесах Иван Васильевич чувствует себя как дома.
Несмотря на свои годы, егерь с черным как смоль кудлатым чубом выглядел моложе любого тридцатипятилетнего мужчины. Лишь небольшая сетка мелких морщин на худощавом лице да две глубокие складки, залегшие на широком открытом лбу, говорили о возрасте этого человека.
Иван Васильевич предложил: не дожидаясь снега, начать оклады.
Кажется, немного сказал человек, но как после этого закипела работа!
Мы за вечер тщательно подготовили все охотничье снаряжение: проверили рюкзаки, одежду и даже успели перемотать заново все шнуры с флажками, оставалось лишь прихватить с собой провизию, и можно было отправляться в любую дорогу.
В ту же ночь, перед рассветом, наш егерь вышел на вабу[1], а все остальные члены команды, разбившись на две группы, разошлись по заранее намеченным местам на подслух[2]. Обычно на вабу и подслух ходят в конце лета вечером, перед заходом солнца, но тогда был не август и мы искали не логово с волчатами, а уже взматеревший выводок. Это обстоятельство усложняло дело, так как в такое время года волки на дневку в логово не ложатся, а останавливаются там, где им заблагорассудится.
По рассказам местных жителей, волчий вой часто слышался с соседнего мохового болота, и одна наша группа расположилась неподалеку от него. Я же с Андреем Ивановичем, старшим команды, седым, не годам энергичным человеком, стоял на высоком пригорке около небольшой копны. Прижавшись друг к другу, мы прислушивались к ночным звукам. Было так тихо, что даже слышалось шуршание и писк мышей под сеном. А высоко над нами, в молочно-голубом просторе светлячками мерцали крохотные звезды ярко горел золотой серп месяца. Где-то далеко-далеко взбрехнет собака — и опять тишина...