Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне
Шрифт:
— Парни, берите ружья, мы идем в Ферри.
Собирались недолго. Все было давно приготовлено. Каждый надел широкий пояс с пистолетом, взял винтовку, перекинул ремень через плечо так, чтобы ствол глядел вниз и приклад не торчал, набил карманы патронами. Каждый набросил на плечи широкий темно-серый плед, скрывавший оружие и защищавший от дождя.
Когда все были готовы, Браун сказал:
— Сейчас еще раз хочу напомнить то, о чем говорил вам все время, хочу, чтобы это накрепко засело вам в души. Вы взяли в руки оружие… Каждая пуля может принести смерть. Каждому из вас дорога его жизнь, и жизнь каждого из вас дорога его
Быстро, посвечивая фонарями, запрягли лошадь в фургон, положили еще несколько ружей, дюжину ник, лом, кузнечный молот и все накрыли соломой.
Оуэну Брауну, Барклаю Коппоку и Фрэнсису Мерриему он велел остаться, пока не пришлет за ними. Братья Барклай и Эдвин Ковпаки обнялись.
Джону Куку и Чарльзу Тиду Старик сказал:
— А вы, капитаны, идите вперед. Помните, в чем ваша обязанность?
— Да, сэр. Не упустить ни одного встречного, задерживать, чтобы никто не успел поднять тревогу.
Джон Браун взобрался на передок фургона. Поглядел на дом, на желтые окна, на открытую дверь, на сына и его товарищей, остающихся в резерве. Ничего не сказал, не кивнул, взял вожжи, встряхнул, фургон медленно тронулся, а за ним двинулись попарно, сутулясь от дождя, скользя по мокрой траве, шлепая по лужам, шестнадцать воинов — Первая Американская Армия Освобождения рабов.
Когда они подходили к мосту через Потомак, ведущему в город, было уже больше десяти. Во мгле река казалась шире, чем днем, отливала черной сталью. Сквозь шум дождя, хлещущего по воде, по дорожной грязи, прорвался паровозный гудок, перестук колес. Впереди замелькали пятна света. Поезд из Балтимора шел на запад. На том берегу темно бугрились холмы, угадывались дома, огни лучились сквозь дождь у самого берега. Там железнодорожная станция и здание арсенала.
Кук и Тид задержались у телеграфного столба, один взобрался другому на плечи, тесаком обрубил провода. Потом так же обкорнали еще два столба.
Мост был крытый, освещенный двумя тусклыми фонарями. Фургон скрипуче качнулся, колеса застучали по доскам. Под дощатым навесом моста еще терпко пахло паровозным дымом, мокрым углем.
Посреди моста стояли контрольные часы. Каждые полчаса сторож, охраняющий мост со стороны города, должен был отмечать в них особый листок — свидетельство того, что он не спал.
— Встретим часового у его часов, — крикнул кто-то из молодых.
Все засмеялись. Браун строго посмотрел на них. Но ничего не сказал. Он передернул вожжи. Часовой уже шел им навстречу, он услышал смех, подойдя ближе, узнал Кука, поздоровался с ним. Когда Каги и Стивенс положили ему руки на плечи, сказав: «Ты в плену, не вздумай орать», он сначала тоже засмеялся — веселые парни. Но потом увидел ружейные стволы, торчавшие из-под накидок.
Подъехал фургон, и остроглазый возчик с седой бородой отрывисто скомандовал:
— Ведите его, не спускайте глаз. Ты, Уотсон, и ты, Стюарт, оставайтесь на мосту. Никого из города не выпускать. Занят мост. Взят первый пленник.
Прямо напротив выхода с моста темнело здание арсенала. Светился только
— Открывай или давай сюда ключ.
Он увидел стволы ружей, нацеленных в упор, парней в темных накидках и фургон, запряженный мокрой лошадью, а на передке — высокого бородача в круглой шляпе.
— Н-нет, не открою… Нельзя. Здесь федеральный арсенал.
Бородач вполголоса что-то сказал. Двое парией полезли в фургон. Залязгало железо. Они вытащили ломы, сбили замок, распахнули ворота. Отряд вошел в ближайшее кирпичное здание с тремя большими деревянными воротами. В одной стороне была караульная комната, там топилась печь, а в другой, отделенной глухой каменной стенкой, стояли телеги с пожарными насосами и огромные катушки свернутых шлангов. Двух пленников поместили в караульное помещение, приставив к ним часового.
Перешли через дорогу в основное здание арсенала, где вовсе не было охраны.
Браун распоряжался вполголоса: Хэзлиту и Коппоку он велел быть «гарнизоном» арсенала. Каги и Копленду поручил занять ружейные мастерские, расположенные дальше, в другой стороне, на набережной Шенандоа; младший сын Оливер и Вильям Томпсон должны были охранять мост через Шенандоа, он вел на Юг.
Потом Браун отозвал Стивенса:
— Выбери пять человек, возьми фургон, и отправляйтесь в усадьбу полковника Вашингтона, в пяти милях отсюда, привезите его, Кук знает дорогу. Хозяин — внучатый племянник Джорджа Вашингтона, первого президента, понимаешь? Его имя нам будет полезно в любом случае, и если нам удастся уговорить его быть посредником, и если возьмем как заложника. Кук разведал, что у него в доме хранится шпага Вашингтона, подарок прусского короля Фридриха, и пистолет, подарок Лафайета. Обязательно добудьте и привезите. Мы — армия, нам необходимы реликвии. Но не забывайте главного: этот наследник великого воина американской свободы тоже владеет рабами. Их надо освободить. Молодых негров везите сюда, достаньте там лошадей. Пусть Кук укажет других рабовладельцев, которые окажутся у вас по пути. С ними поступайте так же: хозяев арестуйте, рабов освободите, молодых негров зачислим в нашу армию.
— Все понял, сэр.
Стивенс вызвал Кука, Тида и трех негров — Осборна Андерсона, Шилдза Грина и Льюиса Шеридана Лири.
В полночь они добрались до усадьбы. Войдя в дом, зажгли факел, постучали в дверь спальни.
Полковник Вашингтон никогда не был военным. Звание полковника ему присвоил губернатор Уайз, которому он помогал в предвыборной борьбе.
Он подчинился требованиям вошедших, не выказывая страха, даже пошутил вызывающе:
— А вы не очень храбры, джентльмены, если атакуете одного спящего вшестером, причем каждый вооружен за троих.
Стивенс потребовал шпагу Вашингтона, тут же демонстративно вручил ее негру Андерсону. В столовой зажгли множество свечей, как на празднике. Шпагу, которая хранилась в особом шкафу, — национальная и семейная святыня плантатора-аристократа — держали черные руки.
Полковник молчал, ощущая, как ногти впиваются в ладони.
Стивенс приказал запрячь самый большой фургон. Усадили полковника и шестерых молодых негров, а всем остальным неграм, которых разбудили во дворе и в конюшне, объявили, что отныне они свободны.