Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
— Что вы…? Дэн, вы что задумали? Дэн, ты совсем уже рехнулся?
Они подтаскивают Смолина ко мне и ставят его передо мной на колени. Дэн наступает на его лодыжки, хватает за волосы на затылке и дергает назад, запрокидывая голову.
— Извиняйся, чмо, перед моей девушкой… И запомни, если подойдешь к ней еще хоть раз, тебе — хана. И чтобы на нашей земле твоей ноги больше не было. Сунешься сюда ещё — живым не уйдешь. Всёк?
Смолин разлепляет веки. Взгляд его, сначала мутный, постепенно фокусируется на мне. Я смотрю во все глаза на разбитое лицо Смолина,
— Дэн, остановись… — шепчу я в ужасе.
— Извиняйся перед моей девушкой, козлина! Ну! — повторяет Дэн, нетерпеливо дергая его за волосы.
Смолин кривит кроваво-красный рот в подобии усмешки. И с явным трудом раздельно произносит:
— Пошли… вы… оба… нахрен…
— Ах ты сука!
Дэн со злостью бьет его ногой, и Смолин сразу же заваливается набок. И не двигается.
— Да прекрати ты уже! — подскакиваю я к Дэну и отталкиваю его от Смолина.
— Пожалей его еще! — психует Дэн. — Нет, Жень, че серьезно? Тебе его жалко стало?
Я не отвечаю на его выпады. Достаю телефон, набираю 103.
— Кому ты звонишь? — спрашивает Дэн.
— Я вызываю скорую.
Несколько секунд Дэн смотрит на меня, играя желваками. Я прямо вижу, как внутри его все клокочет.
— Ну давай, — зло бросает он, разворачивается и быстро уходит. А за ним и остальные.
34. Женя
Я выбегаю на дорогу — высматриваю среди потока машин скорую. Иначе они долго тут будут петлять, да и между гаражами не проедут. Надо будет их отвести. Красный Порше Смолина так и стоит у обочины, мозолит глаза. А вот серого мерса уже нет.
И тут вдруг вижу Милоша. Он дерганой походкой, с короткими перебежками, движется в мою сторону. Точнее, к гаражам. Влада и Руслана с ним не наблюдаю, но все равно в первый миг внутренне напрягаюсь.
Однако, заметив меня, он и сам сразу же останавливается. Несколько секунд мы опасливо смотрим друг на друга на расстоянии. Потом он всё-таки в нерешительности подходит ко мне, пряча за спиной кусок арматуры.
— Где Стас? — спрашивает Милаш.
— Там, где вы его бросили.
Он густо краснеет.
— Там ещё… эти… — не находит он слов, но я и так его понимаю.
— Нет там уже никого, так что можешь бросить свою железку.
Милош смущается еще больше, но отбрасывает длинный ржавый прут в сторону и отирает руку о джинсы.
— Не успел… — бормочет сконфуженно. — А Стас? Что с ним?
— Пойди да посмотри, — отрезаю я и, не удержавшись, добавляю: — А где группу поддержки потерял?
Милош на это ничего не отвечает. Меня так и тянет съязвить ещё, но тут к остановке подъезжает скорая помощь. Я подбегаю к ним, машу, указываю рукой в сторону гаражей. Врач и медбрат выходят из машины и быстро следуют за мной. Милош прибивается ко мне и возбужденно шепчет:
— Это Стасу скорая? Вы что там с ним сделали?
Я молчу.
— Ты совсем без башни?
Я на миг останавливаюсь, разворачиваюсь к нему, полыхая возмущением.
— Ну, знаешь! — выпаливаю я. Но оглянувшись
— Это я без башни? А вы, значит, нормальные? Смолин нормальный? Вы напали на меня вчетвером!
— Да кто на тебя нападал? Что ты гонишь? Нам только твой телефон нужен был. Никто бы тебе ничего не сделал. Стас и пальцем бы тебя не тронул. И не собрался…
— Угу, конечно. Вы гнались за мной вчетвером в такую даль, чтобы ничего не сделать.
— Долго еще? — окликает меня врач.
— Нет, всё, пришли… вон он…
Я останавливаюсь в проходе. Они уже сами, без меня, подбегают к Смолину, который так и лежит на земле.
Милош тоже делает несколько шагов к нему, затем оглядывается на меня с выражением ужаса.
— Дальше ты уже сам… тут… а мне надо идти.
Пока врач, присев на корточки, осматривает Смолина, я ухожу. Мне, конечно, и правда надо к маме успеть, но и, если честно, находиться там, видеть Стаса, так страшно избитым — просто невыносимо…
Возвращаюсь от мамы уже вечером. А перед глазами так и стоит разбитое в кровь лицо Смолина. И так тяжко на душе, будто мне на шею огромный камень повесили. Будто это не его, а меня держали на коленях.
Господи, я не хотела, чтобы вот так всё вышло!
Он сам виноват. Не надо было меня шантажировать, не надо было гнаться за мной, твержу себе, но не помогает.
А если они его покалечили? Если у него теперь будут серьезные проблемы со здоровьем? Я же себе этого не прощу…
В половине одиннадцатого ко мне заявляется Дэн. Я уже собираюсь спать и дальше прихожей его не пропускаю. Да и, говоря по правде, мне не очень-то хочется сейчас с ним разговаривать.
Дэну, наоборот, на ночь глядя приспичило выяснить отношения.
— Жень, что это сегодня было? Что это за хрен? Почему он за тобой гнался? И с чего вдруг ты включила Мать Терезу?
— Мать Тереза была садисткой, Дэн.
— Да пофиг, кем она там была, — тут же раздражается он. — Не переводи стрелки. Я узнал его, точнее его Порше. Это ж он был, тот самый поц, который тогда тебя довез, да? Мы когда с пацанами вышли, смотрим — а там эта его пижонская тачила. Тюнинг ей небольшой заодно сделали… Так ты не ответила, почему он за тобой гнался?
Так хочется просто выпроводить Дэна к черту, но проще всего винить его. А он ведь, если на то пошло, он меня защищал, как умеет, как привык. По моей просьбе.
— Жень, так что? Мы с пацанами сегодня за тебя вписались. Вместо благодарности ты кинулась его жалеть. При мне, при пацанах. Ты в каком свете опять меня выставила? — заводится Дэн. — Я могу хотя бы знать, что у тебя с этим чуваком происходит? Почему он то подвозит тебя, то гонится за тобой?
Скажу ему про Сонино видео, придется выкладывать и остальное. Представляю, как ему понравится мой рассказ про то, что у психа есть моя полуголая фотка, про то, что я ночевала у него дома, про злосчастную вечеринку. И пусть всё это было не по моей воле — для Дэна эти нюансы вообще значения не имеют.