Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
— Ну, как? После сегодняшней ночи ты, как честный человек, обязан на мне жениться. Тем более Милош свидетель. Ну что, когда скажем всем, что мы теперь вместе?
— Что? — зависаю я.
Физиономия у меня, наверное, в этот момент просто атас, потому что Гордеева, взглянув на меня, начинает в голос смеяться.
— Ой всё, выдохни! Я же просто шучу. Видел бы ты себя! Я, конечно же, другое имела в виду. Как мы будем общаться в гимназии? Вы же мне бойкот объявили и все такое. Я к тому, что пойму, если мы, как и раньше, не будем общаться,
Я долго не отвечаю. Я об этом даже и не думал, но сейчас зацепился за последние слова.
— А на самом деле… что-то изменилось? — смотрю на нее напряженно.
Теперь она выдерживает паузу, тоже глядя мне в глаза.
— Ну, для меня — да, — говорит наконец и уже без всяких смешков. И смотрит тоже серьезно. У меня сразу сердце задергалось. Однако я еще и переварить эти слова не успеваю как следует, как она тут же добавляет: — Я тебе очень благодарна, Стас. Я думала, ты… В общем, я считала тебя конченным подонком. А ты не такой. И друг ты хороший. Я бы хотела иметь такого друга.
И главное, казалось бы, чего расстраиваться? Я же не собирался с ней мутить. Да я с ней даже общаться не собирался, но вот такой однозначный отсыл во френдзону… это как холодный душ.
— Угу, спасибо, — невесело говорю я.
— Нет, правда, ты очень классный друг, — глядя на мою кислую мину, она начинает вдохновенно убеждать меня, — надежный такой… Я бы с тобой в разведку пошла. И знаешь, если вдруг тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, ты скажи… Я для тебя тоже обязательно сделаю, что могу.
— Удали видео с Сонькой.
Теперь, похоже, скисает она. Но тем не менее отвечает:
— А ты удали мою фотку.
— Не вопрос, — соглашаюсь я.
Достаю айфон, открываю галерею и у нее на глазах отправляю этот бесценный кадр в корзину.
Гордеева тоже удаляет Сонькино видео из телефона и из облака. И сама же говорит:
— Оно у меня еще на компе есть. Удалю, как дома буду. Обещаю.
— Вот мы и зарыли топор войны. Ну что, Гордеева, за мир и дружбу? — подношу свой кофе к ее кружке и слегка задеваю краем. Она мне улыбается. А я чувствую себя бессовестной скотиной, потому что знаю, что сегодня же восстановлю ее фотку…
В гимназию приезжаем минут за двадцать до начала уроков. Гордеева хотела пораньше, пока никого нет, чтобы наше появление вдвоем осталось тайной. Но мы застряли на полпути в пробке, так что приезжаем в самый разгар.
На улице пробрасывает мелкий, колючий снег. Вся парковка заметена белым и располосована уже припорошенными следами шин.
Подаю свой пиджак Гордеевой. Она сначала отнекивается, типа, палево.
— Да что уж теперь. Все и так видели, как мы приехали.
Она накидывает его на плечи, прихватывает лацканы
47. Стас
Все, кто стоит на крыльце гимназии, как один, поворачиваются в нашу сторону. И у всех такие лица…
— Стас, — обращается ко мне Гордеева, — не говори, пожалуйста, никому, что я у тебя ночевала. Ведь черт-те что подумают… А я не хочу сплетен.
— Неужели кто-то заскромничал? А как же «давай объявим всем, что мы теперь вместе»? — не могу удержаться я. Но тоже нашел кого подкалывать…
Гордеева бросает на меня насмешливый взгляд и, не моргнув глазом, соглашается:
— Ну, окей. Может, тогда я тебя под руку возьму? А лучше сразу обнимемся для достоверности? Пока все смотрят. И даже объявлять ничего не придется.
Она приостанавливается и смотрит на меня с вызовом, как будто ждет, что я сейчас ее реально обниму. И ведь понимаю прекрасно, что она не всерьез, что просто дразнит меня, но стою как дуб, хлопаю глазами и не знаю, что сказать.
— Ну!
— Пошли уже, — выдавливаю из себя.
Иду первый, она, усмехнувшись, следом.
— Ну а что тогда говорить, если спросят, почему мы вместе приехали? — спрашиваю ее.
— Ну, скажи, что подобрал меня по пути. Будто я автобус свой упустила. А ты мимо ехал, увидел меня на остановке…
— Угу, без верхней одежды. Ладно, пофиг, так и скажу… — И добавляю под нос: — Все же кругом идиоты.
Поднимаемся на крыльцо, тоже присыпанное снегом. Гордеева в своих туфлях поскальзывается, чуть не падает, но я на автомате ловлю ее, почти обнимаю за талию. Правда сразу убираю руку.
— Ну вот, всё как ты хотела.
— Благодарю, — улыбается она. — Но я хотела не так, а с чувством, с толком, с расстановкой.
Смотрю на Гордееву и понимаю, что ни черта ее не понимаю.
— Ладно, я же шучу. Идем.
— Ты так дошутишься… — предупреждаю я и, открыв дверь, пропускаю ее вперед.
Мы с ней проходим сквозь молчаливый лес стоящих в фойе. Пока никто ничего не говорит и ни о чем не спрашивает, но это пока. Все ещё просто переваривают увиденное и, видать, никак не переварят.
В классе меня и Гордееву тоже встречают гробовой тишиной. Смотрят на нас так, словно нас на днях похоронили, а мы вдруг воскресли и явились как ни в чем не бывало. Только Влад тихо присвистывает.
Соньки пока нет, опаздывает. Обычно или я ее везу в школу, или отцовский водила, или Яна за ней заезжает. Яна, кстати, тоже еще не пришла. До остальных мне дела нет, а вот с ними придется как-то объясняться.
Появляются обе одновременно, со звонком. И по их лицам сразу видно — они в курсе. Им уже поведали новость. Сонька еще ничего, а вот Яна успела поплакать. Садится, берет телефон и начинает что-то кому-то строчить. Наверное, мне. Но айфон у меня разрядился еще ночью, а кабеля с собой не было.