Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
Вот между нами всего шаг. Ловлю себя на том, что задерживаю дыхание. Пульс же грохочет так, что, кажется, его слышно даже за дверью. Я смотрю во все глаза, не мигая, на Смолина. Теперь я хотя бы немного вижу его черты — с улицы падает свет фонарей, вижу блеск в глазах. Это почти невыносимо.
Хочу отпрянуть в сторону, отойти подальше, но не хочу выглядеть пугливой овечкой. Я остановлю его, говорю себе. Если он захочет меня поцеловать, я смогу его остановить. Буду деликатной, но твердой.
Смолин поднимает руку, протягивает
— Стас…
Сердце едва не выпрыгивает от волнения.
Однако вижу, что он тянет руку вовсе не ко мне, а к окну.
— Что? — спрашивает он, открывая створку и впуская в кабинет холодный ноябрьский воздух. — Отойди-ка.
Слегка обескураженная, я отодвигаюсь в сторону. И успокаиваюсь. С облегчением и… досадой? Да ну!
Смолин, пока я копаюсь в себе, оказывается с ногами на подоконнике.
— Стас! Ты это зачем? Ты что собрался делать?
— Спущусь по стене. Как Бэтман.
— Ты что, с ума сошел? Это же опасно!
— Это всего лишь второй этаж. А на первом — решетка.
— Может, лучше еще кому-нибудь позвонить? Милошу, например?
— И что он сделает? Пальцем двери откроет?
— Ну нет… ну, может, позовет кого-нибудь?
— Кого? Брось, свои проблемы надо решать самому, а не сваливать на других.
Смолин выбирается наружу, цепляясь за карниз. Находит ногами опору и потихоньку спускается. Я буквально ложусь животом на подоконник, глядя вниз и испуганно шепчу:
— Стас, пожалуйста, не делай этого! Я боюсь за тебя!
Он поднимает ко мне лицо. Смотрит прямо в глаза, так выразительно, так пылко, словно я не простое человеческое беспокойство проявила, а призналась ему в личной симпатии. Но от его красноречивого взгляда я смущаюсь.
— Не бойся, Гордеева. Все будет хорошо.
— У тебя же такие травмы были! Тебе беречься надо.
— На пенсии поберегусь, — улыбается он.
Безумец!
Не дыша, с ужасом слежу, как он повис, а затем начинает переставлять по решетке руки ниже и ниже. И только когда спрыгивает на землю, выдыхаю.
44. Женя
— Ну всё, давай, Гордеева! — негромко, но отчетливо говорит Смолин, махнув рукой.
Сует руки в карманы и идет вдоль здания, скрываясь в тени. Только белая рубашка его выдает. Я смотрю, как он удаляется, как заворачивает за угол, как полностью исчезает из вида.
Он просто ушел и всё…
Меня вдруг охватывает разочарование. Или обида? Говорю себе: а чего я, собственно, ждала? Что Смолин кинется меня выручать? После того, как я опозорила его драгоценную сестру? После того, как Дэн страшно избил его и унизил? Глупо было даже думать о таком. Другой бы еще позлорадствовал, а этот просто ушел. Но все равно так обидно, прямо плакать хочется.
Распускаться я себе, конечно, не даю. Глушу ненужные эмоции и заставляю себя думать о вещах поважнее. Например, как мне теперь отсюда
Я снова ложусь животом на подоконник и высовываюсь наружу. Меня тут же обдает ледяным ветром. Он завывает, свистит в ушах, пронизывает насквозь как иглами.
Черт, холодно-то как! И минуты не прошло, а у меня уже зуб на зуб не попадает.
Свесив голову, пытаюсь прикинуть, насколько опасен и труден будет путь на землю. И ясно понимаю, что подобный подвиг мне не по плечу. По-моему, у меня даже роста не хватит, чтобы, повиснув на карнизе, достать ногами до решетки.
Остаться здесь на всю ночь и быть пойманной утром как какой-то воришка-неудачник — так себе, конечно, перспектива. Впрочем, тогда я доделаю начатое. Раз уж все равно попадусь, так хотя бы, может быть, получу то, за чем сюда пришла. А если это удастся, то плевать на всё остальное.
И тут вдруг слышу, как щелкает замок и отворяется дверь.
Темноту директорского кабинета теперь слегка рассеивает желтый свет из приемной.
— Гордеева! — восклицает с порога Смолин. — Ты что творишь? С ума сошла? Быстро слезь с окна, ненормальная!
Я, опешив от его внезапного появления, спрыгиваю с подоконника. Смолин быстро подходит к окну и закрывает створку. Потом поворачивается ко мне и окидывает ошалевшим взглядом.
— Гордеева, ты совсем умом тронулась? Куда ты полезла? Шею свернуть захотела? — возбужденно выпаливает Смолин, едва не кричит на меня.
— Я думала, ты ушел, — сдерживая улыбку, говорю я.
Хоть он и грубо покрикивает на меня, но я, неожиданно для самой себя, очень обрадовалась, что Смолин за мной вернулся. Такое на душе облегчение…
— Уйдешь тут с тобой, — хмурится он. — Нет, ну надо же быть такой дурой! Как тебе это только в голову пришло?
— Ну тебе же пришло.
Он бросает на меня снисходительно-высокомерный взгляд, мол, ты уж меня с собой не сравнивай, кто ты, а кто я. Но ворчать прекращает.
— Всё, идём отсюда скорее, пока там бедный Валера инфаркт не словил. Еле выпросил у него ключи.
Мы вместе выходим из кабинета. Смолин запирает его на ключ, а затем и приемную, перед уходом везде выключив свет. Спускаемся в фойе — там нас ждет молодой охранник, и он действительно явно нервничает.
— Там все в порядке? Вы там ничего не натворили? Не разбили, не наследили? Всё закрыли? Свет не горит? — обеспокоенно частит он, забирая у Смолина ключи. — Проблем, надеюсь, никаких не будет? Стас, сам понимаешь, если что не так, меня отсюда пинком под зад…
— Успокойся, Валер, все закрыли, все в порядке, — заверяет его Смолин.
— А у меня еще сумка осталась в аудитории, — подаю я голос. И оба смотрят на меня с таким выражением, что хочется сквозь землю провалиться.
— В какой аудитории? — раздраженно спрашивает Смолин.