Подсолнухи
Шрифт:
— Кто-то обещал мне помогать, носить воду, — Антонина склонила голову. — Но так уж и быть — прощаю, раз вы не с пустыми руками.
— Проспал я, — засмеялся Чернецов. — Не поверите. Лег в цветы под тополями — так хорошо. Лежал, тополя слушал-слушал да и заснул.
— Вот счастливчик. А у нас был полный рабочий день. Пойду взгляну, как там баня. Скоро, поди, и готова будет.
— Поешь, Алеша, — спросила хозяйка, — или до ужина дотерпишь?
— Дотерплю, чего там, — отозвался Чернецов. — Заодно и поужинаю.
Антонина
— Кто пойдет первым? До сумерек успеть, без свечки чтоб. Оконце маленькое, свету мало. Мам, идемте! Папа!
Мылись в три захода. Сначала старики, следом Чернецов, последняя Антонина с ребятишками. Банька с виду неказистая, стоит в бурьяне, на плоской земляной крыше полынь растет. Осталась баня, забытая, от соседей — не то Васюковых, не то Плотниковых. Вернувшись в Жирновку, старик Ивашов подделал ее немножко — и без горя. Хоть и лето, хоть и не пыльно, а без бани не обойтись на неделе. Внутри и простору и жару достаточно, да и жар особый в пору эту не нужен — не зима. Воды побольше и мыла кусок.
Оконце, скамья, полок, каменка. К каменке вплотную прислонен десятиведерный бак — горячая вода, холодной — две фляги в предбаннике, набранном из брошенного осинового горбыля. Но щелей нету, снегу не наметает зимой. И здесь скамья, посидеть после пара.
Париться Чернецов не стал, но помылся в охоту. Посидел на скамье, остывая-передыхая, вспоминая свою баню, что срублена была на самом берегу — выскакивай, веник отбросив, — и в воду. Вытерся, оделся в предбаннике, пошел по тропе к избе — мокрые спутанные волосы на лоб, на ногах просторные калоши Сергея Парфеныча.
После ужина, как и вчера, сидели они с Антониной в ограде. Молчали. Волосы ее уже высохли, она их расчесала по обыкновению, по обе стороны головы. На плечах Антонины была материна просторная кофта, руки она глубоко засунула в рукава.
— Ну что, Антонина Сергеевна, — негромко сказал Чернецов, — мне уже пора. Завтра мы расстаемся. Закончилось мое гостевание.
— Ой, сударь, как мне не хочется, чтобы вы уезжали. Поживите недельку, а? Ведь мы еще и не поговорили. Гулять договаривались…
— Никак не могу, рад бы. Отпросился на несколько дней. Отпуск весной брал, так и не заметил его — квартиру ремонтировал.
— Квартира хорошая?
— Две комнаты. Шумно. Почти на перекрестке дом построен.
— Слышно, на молодой женились вы, сударь. Как жена? Ладите?
— Живем. Дочери в школу скоро. Ты хоть бы о себе рассказала.
— А я что, я вся на виду. К зиме переселимся в большую кооперативную квартиру. Муж у меня человек серьезный, кандидат наук. Надеюсь, станет доктором. Не пьет, не курит, ничего другого не позволяет себе. Двое детей, вы их видели, сударь. Я, как вам известно, математик, работаю на вычислительном центре. Работу знаю, люблю. Член месткома, принимаю участие в художественной самодеятельности. Благодарности по службе, полнейшее уважение
— Ну вот видите, — Чернецов улыбнулся, — как все замечательно, как все великолепно у вас сложилось. И вообще должен вам заметить, Антонина Сергеевна, вы — дама приятнейшая во всех отношениях. И я очень рад, что у вас такая светлая жизненная судьба.
— Между прочим, можете не иронизировать, — она подняла на Чернецова глаза. — Между прочим, можно было бы быть немножечко посмелее. Тогда, до свадьбы моего брата. Так вот, голубчик. А вы…
— Я сейчас смелый.
— Сейчас ваша смелость совершенно никому не нужна.
— Не будем ссориться, Тоня, а?..
— А мы и не ссоримся. Просто мне очень грустно. Столько лет не виделись. Внезапно приехал, внезапно уезжает. А в городе моем случается бывать, сударь? Буду рада видеть. В любое время.
— Нет. Незачем. Командировки у нас по области только.
— Я дам адрес. Пишите мне. По праздникам хотя бы.
— Непременно.
— Как же вы завтра намерены?
— До Вдовина пешком. Туда молоковоз приезжает к семи, что ли. На нем до Пономаревки. Дальше — самолетом, видимо. Либо машины в район пошлют. Доберусь. Встану пораньше. До зари, как говорят…
— Я маме накажу, чтобы разбудила. Она рано просыпается.
— Надеюсь, сам подымусь. Давай посидим еще немножко. Посидим?!
В эту ночь Чернецов уже не ждал ее. Но уснул поздно, думал обо всем сразу, ворочался. Зажигал спички, чтобы взглянуть на часы. Утром он уезжал, уходил. Разбудила его хозяйка. Печурка уже топилась, чайник стоял на плите. Утро было как предыдущее — свежее, с туманом и росой. И журавли кричали из-за речки.
От завтрака Чернецов отказался — рано. Выпил кружку подогретого чая. Антонина была вялая, сонная совсем. Подошла к нему.
— Ты сейчас уезжаешь?
— Да.
— Скажи, ты рад был меня видеть?
— Перестань.
— Но ведь мы еще увидимся, правда? Приезжай в Хохловку будущей осенью. Так же вот, к сентябрю. Я буду там. Пообещай.
— Постараюсь.
Вышла мать, взглянула на них, направилась в огород, а ей и не нужно было туда. Тогда она открыла летнюю кухню, стала наливать в стеклянные банки из кастрюли мед Чернецову.
— Поцелуй меня. Ой, не так — мама рядом. Все, достаточно. Все, ну!..
Старик был в избе, Чернецов попрощался с ним. Ребятишки спали. В ограде на столе хозяйка заворачивала в газеты банки с медом. Антонина стояла рядом опустив руки.
— Вот, — сказала Федоровна, — гостиничек от нас. Смотри не разбей.
Обняв, Чернецов поцеловал ее в щеки Взял портфель, взял шляпу. Вышли за ограду. Антонина с матерью остались у калитки, а он уходил по бывшему переулку, и все оглядывался, махал шляпой. И они махали ему. Потом он повернул из переулка к мосту, и их не стало видно. Мост, усадьба Анисимовых, дорога во Вдовино…