Подвиг
Шрифт:
— Ну не очень, — нершительно сказалъ Нордековъ.
— Имъ, ваше высокопревосходительство, лягушекъ, альбо этихъ самыхъ мулей подавай… A y меня рука не подымется этакую пакость варить, котлы поганить.
— И не надо, родной. Пусть привыкаютъ къ нашей пищ.
— Да другiе, ваше высокопревосходительство, и то «бонъ, бонъ» говорятъ, по три котелка заразъ трескаютъ.
— Ну такъ до свиданiя, Георгiй Димитрiевичъ, спасибо вамъ за порядокъ, счастливо оставаться ддушка.
— Счастливаго пути.
Ранцевъ пошелъ къ своему автомобилю. Нордековъ вернулся въ гаражъ. Какъ всегда посл посщенiя
— А не ручкается, — сказалъ Рубашкинъ. — Фасонъ держитъ.
— Нашего брата подтянуть надо, — сказалъ Парчевскiй, — распустились за годы эмиграцiи, да и революцiонная отрыжка еще не прошла.
— Все завелъ форменное… Везд нмецкiй порядокъ. А самъ этотъ таинственный капитанъ Немо, говорятъ, окруженъ иностранцами, — продолжалъ Рубашкинъ.
— Вы, Аполлонъ, про начальство полегче. Ранцева, русскаго назначилъ замстителемъ. А уже куда лучше! Я Ранцева знаю: — рубаха парень. Свой братъ офицеръ…
— Вы его, Парчевскiй, не знаете, — сказалъ Нордековъ, — онъ насъ въ баранiй рогъ согнетъ… Педантъ… Я слыхалъ, ради службы дочь потерялъ. Жену бросилъ… У него не сердце, а дисциплина…
— Нашу Парижскую дурь разв только барабаннымъ боемъ повыбьешь.
— Да вдь это, Парчевскiй, фильма и только.
— Что же что фильма, — сказалъ Рубашкинъ. — Я въ «Хаджи Мурат«снимался. Мозжухинъ тотъ фильмъ ставилъ. Такъ врите ли, какъ джигитовать заставлялъ. Да ни на одномъ царскомъ смотру такъ не рисковали своими головами. Горы, скалы, чортъ знаетъ что подъ ногами. Слетишь и костей не соберешь, а онъ: — «ходу!» — кричитъ, «лише, черти, лише!.. весь мiръ васъ увидитъ».
— Да, это можетъ быть и такъ, — задумчиво сказалъ Нордековъ, — но увряю васъ, господа, тутъ собака зарыта вовсе не въ фильм. Мн и Ферфаксовъ проговаривался… У меня такое, знаете, чутье, что онъ возьметъ, да и повернетъ вдругъ на Россiю.
— Куда?… На Россiю?… Да что вы, батенька!..
— Съ ротой съ деревянными ружьями!?… Съ оркестромъ Амарантова «пумъ, пумъ, пумъ» и съ Гласовскими псенниками!?
— А вотъ увидите… Для чего бы иначе такiе миллiоны тратить?
— Какiе же это миллiоны?… Маленькая рота… Въ Холливуд цлые конные полки содержатъ.
— А ведеттамъ что платятъ!.. По миллiону долларовъ въ недлю, а у насъ и ведеттъ никакихъ нтъ.
— Ты, Аполлонъ, свободно за ведетту сойдешь.
— Ну, ладно, — сказалъ Нордековъ, — будетъ болтать, по мстамъ, господа. Полурота смирно!
— Тамъ-тамъ-тамъ-та-тамъ, — забилъ снова барабанъ, вбивая муштру и выбивая Парижскую дурь.
VII
Совсмъ измнилась посл этого дня жизнь Ранцева. Онъ забылъ, что ему подъ пятьдесятъ. Никогда, даже въ школ, онъ не былъ такъ занятъ. Все свое горе, всю сердечную тоску онъ забылъ. Тло съ его потребностями не существовало. Онъ понялъ-для кого онъ работалъ… Для Россiи!.. И по мр того, какъ онъ знакомился съ размахомъ организацiи, созданной капитаномъ Немо — онъ врилъ въ успхъ. Это было настоящее. Организацiя, какъ какой то микроорганизмъ почковалась или какъ растенiе расло не по днямъ, а по часамъ и захватывало все больше и больше людей:
Ранцевъ вставалъ
Въ окно на третьемъ этаж особняка капитана Немо мутное глядло небо. По ту сторону улицы высилась срая громада дома со слпыми, заставленными ставнями окнами и съ крутою крышею. Чуть слышно съ перерывами гудлъ просыпающiйся Парижъ.
Лакей приносилъ чай, хлбъ и масло. Безъ четверти въ шесть, громадный Рольсъ Ройсъ уже мчалъ его и капитана Немо по спящимъ улицамъ Парижа.
Они хали на Ile St Louis, гд въ подвал, у самой набережной Сены, работалъ «интендантъ» полковникъ Дрiянскiй. Въ просторномъ, ярко освщенномъ электричествомъ помщенiи, на длинныхъ столахъ человкъ двадцать рабочихъ разбирали, чистили, сшивали, чинили и штопали наваленное передъ ними платье и тряпье. Душный запахъ старой одежды стоялъ въ подвал.
Дорогой капитанъ Немо расказалъ Ранцеву; что Дрiянскiй работаетъ у него уже больше трехъ лтъ, что имъ основаны конторы «Кортинена, Симелiуса и K°«въ Выборг, «Ермилова съ сыновьями» въ Нарв, Ухналева въ Блосток и графа О'Рурка въ Кишинев. Эти конторы скупаютъ у переходящихъ законно и
незаконно изъ С.С.С.Р. людей «совтское» платье и вс мелочи ихъ «потусторонняго» быта, паспорта, документы, форменную одежду бглыхъ красноармейцевъ и чекистовъ и при соотвтствующихъ описяхъ отправляютъ Дрiянскому на Ile St Louis, гд все это сортируется и приводится въ порядокъ. Все, значитъ, это было нужно. Для фильмы?… Все это распредлялось по районамъ, откуда что было получено и съ соотвтствующими описанiями отправлялось по Сен на баржахъ къ морю. По каждому району у Дрiянскаго были свои спецiалисты. Такъ казачiй есаулъ Востротинъ вдалъ вещами, поступавшими съ юга, а бывшiй прокуроръ С.-Петербургскаго суда Демчинскiй вещами, приходивши съ свера.
Дрiянскiй встртилъ капитана Немо въ дверяхъ подвала.
— Ну какъ? — спросилъ Немо.
— Какъ видите, кипитъ. Гаврила Михалычъ похвастайтесь вашими наблюденiями.
Высокiй, очень худой отъ долгаго недоданiя и непосильной работы немолодой есаулъ Востротинъ пододвинулъ корзину, которую онъ укладывалъ, къ Немо и сказалъ:
— Вотъ, извольте видть, Ричардъ Васильевичъ, на Дону шаравары съ лампасами носятъ. Фуражка красноармейца, пиджакъ сквернаго матерiала, а шаравары съ алымъ лампасомъ. Выходитъ, живъ еще Донъ. He забылъ ддовскихъ завтовъ. Головка гнiетъ, а корни, видать, еще цлы. Только бы добраться…
Востротинъ вынулъ изъ корзины и любовно встряхнулъ шаравары съ лампасами.
— Графъ О'Руркъ пишетъ, черезъ Братство Русской Правды получены изъ Нижне-Чирской станицы.
Онъ отставилъ корзину и поставилъ на ея мсто картонку.
— А на Кубани, Ричардъ Васильевичъ, черкеску совсмъ забросили. На рубашку въ род, какъ бы толстовку, гозыри нашиваютъ. Ичиговъ и за большiя деньги не достанете… Врно и лезгинки больше не пляшутъ, а какой нибудь «товарищескiй» фоксъ тротъ танцуютъ… Такъ это интересно. Роешься въ тамошнемъ плать, по ржавымъ карманамъ шаришь и отъ этой, простите, вонючей прли, точно духъ родной идетъ. Прямо жаль и въ дезинфекцiю сдавать… А пуговицъ стало совсмъ мало. Рдкая одежонка съ полнымъ комплектомъ… A блье!.. При Государяхъ и нищiе такимъ бы погнушались… Въ ночлежк и то засмяли бы…