Подвиг
Шрифт:
Когда люди, вызванные сигналами, «выходйли на верхнюю палубу, одни по одиночк, Нордековская рота въ строю, блестящая блыми кителями и новенькой скрипящей кожаной аммуницiей, наступалъ разсвтъ. Звзды погасали. Mope и небо казались блыми. На запад, закрывая небосклонъ, стояло громадное, срое, плотное, кучевое облако. Его круглая вершина начинала розовть, отражая, гд то далеко, пылающую утреннюю зарю.
Длиннобородый, сдой финляндецъ Лагерхольмъ съ помощниками и Ванечкой Метелинымъ устанавливали передаточный аппаратъ радiо-станцiи и провряли моторъ. Моряки разошлись по орудiямъ и стали на бак и на
Наступала какая то отвтственная серьезная минута. Безсонная, въ работ проведенная ночь, волненiе, пережитое за день, безпредльность окружающаго ихъ океана, все это создавало духъ поднимающее настроенiе.
Сдержанно раздавалась команда Нордекова:
— Становись!..
Чуть слышно стукнули по надраенной пескомъ палуб желзные затылки прикладовъ. Люди равняли носки, разставляя ихъ по ширин приклада.
— Р-равняйсь!..
Нордековъ съ праваго фланга, Парчевскiй съ лваго, провряли равненiе. Точно въ давно забытомъ сн слышались такъ знакомыя поправки.
— Вха, осадите назадъ… Князь Ардаганскiй вы совсмъ завалили правое плечо… Грудь четвертаго человка должны видть… Шею на воротникъ… Поднимите голову… Смир-рна!..
И опять «становись», «равняйсь» и «смирно».
Все казалось недостаточно хорошо выравнена рота.
И было такъ, какъ нкогда бывало на царскихъ смотрахъ. Что то теплое подкатывало къ сердцу. Тогда съ Царемъ видли Россiю, теперь, казалось, съ рождающимся въ океан днемъ — воскресаетъ умершая, потерянная Россiя…
XXIX
Ha восток вдоль океана золотая протянулась полоса.
Въ широкомъ люк, ведущемъ въ каютъ компанiю и офицерскiя каюты показалась стройная высокая фигура Ранцева. Онъ былъ, какъ и вс, въ просторномъ бломъ кител, подхваченномъ въ талiи ремнемъ. На ремн висла дорогая сабля. На груди Ранцева скромно бллъ Георгiевскiй крестъ. На голов была надта широкополая шляпа съ загнутымъ полемъ: очень молодилъ и красилъ его этотъ костюмъ.
Нордековъ встрепенулся и торжественнымъ голосомъ скомандовалъ:
— Р-рота! Шай, на кр-р-раулъ!
Въ два счета — «разъ и два» — приподнялись и стали противъ лицъ поднятыя винтовки. Музыканты разобрали трубы. Хоръ Гласова сталъ смирно. Молча, не здороваясь, въ полной, напряженнйшей тишин Ранцевъ обошелъ фронтъ роты и медленно съ нарочитою важностью поднялся на капитанскiй мостикъ.
Въ ту же минуту ярко, нестерпимымъ блескомъ загорлось солнце, краемъ показываясь изъ водъ океана.
Молодой, изъ мичмановъ военнаго времени, вахтенный начальникъ, лейтенантъ Деревинъ, дрожащимъ отъ волненiя голосомъ, срываясь на длинной команд, прокричалъ съ мостика:
— На флагъ, гюйсъ и стеньговые флаги!.. На фалы для расцвчиванiя!..
Матросы разбжались по пароходу. И снова стала великолпная, несказанно волнующая, рвущая сердце тишина.
Солнце показалось изъ за небосвода и освтило весь пароходъ съ неподвижно стоящими на немъ людьми.
Деревинъ
— Флагъ!.. гюйсъ!.. и флаги поднять!..
Въ тотъ же мигъ оркестръ и хоръ дружно заиграли такъ давно неслышанный Русскiй гимнъ. Горнистъ на фланг, разрывая звуки гимна, проигралъ «открытiе огня».
Съ праваго борта ударила пушка Гочкисса. Ей съ лваго отвтила другая. «Императорскiй» салютъ въ 31 выстрлъ сталъ перекатываться съ борта на бортъ подъ звуки гимна.
Невольно вс скосили глаза къ корм. Тамъ на мсто маленькаго «товаро-пассажирскаго» флачка экзотической республики, который разввался на Луар, въ город Сенъ Назэр, величественно и красиво разворачивался блый, съ голубыми дiагоналями Русскiй Андреевскiй флагъ. На стеньгахъ гордо раскрылись Русскiе трехцвтные флаги, a по стеньгамъ, отъ клотиковъ небольшихъ мачтъ-крановъ, весь пароходъ загорлся пестрымъ узоромъ маленькихъ сигнальныхъ флачковъ.
Въ рукахъ у солдатъ Нордековской роты отъ волненiя качались ружья. У многихъ слезы текли по щекамъ.
Едва смолкъ салютъ, и послднiе звуки гимна, дрожа, пронеслись надъ ставшимъ голубымъ океаномъ, — Ранцевъ громкимъ, воодушевленнымъ голосомъ воскликнулъ:
— Русскому Государю, который будетъ… Безъ котораго не будетъ Россiи… могучее Русское ура!..
Снова грянулъ оркестръ. Ура покатилось по кораблю. Нифонтъ Ивановичъ сорвалъ съ головы поварской колпакъ и махалъ имъ въ какомъ то дикомъ возбужденiи. Въ этотъ мигъ, всмъ этимъ людямъ, — среди нихъ было много отчаявшихся, утратившихъ вру въ воскресенiе Россiи — казалось: и точно взошло солнце и родилась съ нимъ Россiя.
— Великой Россiи ура!..
И опять гимнъ хора, гимнъ оркестра и громовое, до хрипоты, страшное, восторженное ура.
— Р-рота къ ног!..
Въ казавшейся посл крика и музыки особенно внушительной тишин чуть слышно стукнули винтовки.
— Музыканты, барабанщики и горнисты — на молитву!..
Мелодичный сигналъ внесъ успокоенiе въ взволнованныя сердца.
— На молитву!
Ружья склонились къ локтю лвой согнутой руки.
— Шапки долой!
Хоръ Гласова мрно, молитвенно тихо и умиленно красиво заплъ «Отче нашъ». Къ его пнiю пристала рота. Звуки росли, ширились, и точно молитва лилась и рвалась къ самому небу и не могла быть тамъ не услышанной.
— Музыканты, барабанщики и горнисты — накройсь!.. Музыканты, барабанщики и горнисты — отбой!
Накрылись, взяли винтовки къ ног. Приказано было стать вольно.
Ванечка Метелинъ подошелъ къ радiо прiемнику и ровнымъ, отчетливымъ, чеканнымъ, хорошо обработаннымъ для радiо-передачи голосомъ сталъ говорить:
— Сталинъ!.. Ты слышалъ?… Молотовъ и Зиновьевъ, вы слышали?… Ворошиловъ, Буденный, Тухачевскiй, Блюхеръ, вы вс, красные тираны Русской земли, вы слышали всё это?… Русскiй народъ, вс, кто слышали, скажите тмъ, кто не слышалъ: — «Коммунизмъ умретъ — Россiя не умретъ»… Вы слышали Русскiй гимнъ, вы слышали настоящую команду, вы слышали молитву православныхъ Русскихъ людей, вы слышали о чемъ думаютъ, чему и какъ они кричатъ ура… Жива Россiя!.. He сломить вамъ ее вашими грязными продажными руками… Идетъ месть… He сдобровать вамъ!.. Русскiй народъ къ теб идутъ освободители… Терпи — терпть осталось немного!.. Жди — ждать осталось недолго!..